Василий рассказывал обо всем спокойным, ровным голосом, словно пересказывал информацию о происшествиях. Женя, может быть не к месту и не ко времени почему-то подумала, что вот так же он рассказывал бы другой женщине о ней, случись с ней подобная беда. Потом спохватилась. Речь шла о невесте – девушке, с которой Василий собирался связать свою судьбу, а что она…
Особнячок на окраине города в зелени деревьев и кустарников вначале показался Жене каким-то неуклюжим и угловатым. Трудно было представить, что внутри он может быть очень просторным и уютным одновременно.
Хозяин, по имени Иохим, хоть и был пожилым со слегка располневшей фигурой, копной абсолютно седых волос, но еще довольно крепким человеком со смешливо прищуренными глазами. Женю он встретил неожиданно тепло, поцеловал руку и даже на некоторое время задержал ее в своей. Он сам предложил ей осмотреть его особняк, что Женя восприняла как свидетельство расположения. Говорил он по-русски с трудом и часто переходил на родной язык, но домыслить сказанное не составляло труда. Всей компанией они прошлись по спальням, гостиным комнатам, кабинетам на двух этажах, соединенных широкой лестницей с ковровой дорожкой. Все помещения просторные с мягким освещением. Самое большое впечатление на гостью произвела маленькая оранжерея и гостиная верхнего этажа, скорее выставочный зал, с моделями морских кораблей. Как оказалось, многие из них собраны самим хозяином, некоторые приобретены у мастеров этого тонкого дела. Вершиной сенсации стала довольно крупная копия их шхуны. Женя была удивлена сходством мельчайших деталей. Она даже невольно поискала взглядом ведра, которые поставила рядом с ящиком для песка. Иохим был явно доволен произведенным эффектом. Как она поняла Иохим жил отшельником, если не считать служанки, худощавой неразговорчивой женщины с мужскими чертами лица (она время от времени появлялась на горизонте).
Пока они осматривали дом, служанка успела накрыть на стол. Ей казалось раньше, что шведы неприхотливы в еде но уже комплекция хозяина начала вызывать сомнение в этой гипотезе, а количество блюд и вин на столе окончательно убедили Женю что она не права. Она совсем не возражала против такого сюрприза – несколько часов назад съеденный бутерброд и недопитая чашка кофе были уже в далеких воспоминаниях. Иохим попытался перевести на русский язык названия блюд, но с задачей не справился и махнул рукой. Собственно, какая разница, было бы вкусно!
К удивлению Жени, Василий свободно разговаривал с хозяином, сначала изредка что-то поясняя ей, потом про нее забыл. Да Женю не особенно и интересовали их мемуары. По крайней мере, меньше, чем тунец в собственном соку, с дольками лимона, заливной балык акулы, мелкий картофель жаренный клубнями, на одном подносе с жирной сельдью, фаршированный фазан… Вино ей больше понравилось легкое, светлое, хотя хозяин настаивал на темно-красном, почти черном, но ей показался привкус дерева и она незаметно для Иохима примазалась к светлому. Сам Иохим к еде почти не притрагивался – выпил бокал вина, да съел банан. Василий тоже ел, не в пример Жене, умеренно. Она почувствовала себя неловко, а, когда перехватила улыбку Василия, оправдалась, что очень голодна. Наверное, не совсем прилично так много есть в гостях.
Тот, даже не поняв вначале, о чем идет речь, засмеялся и махнул рукой. Иохим заинтересовался, что она сказала, а когда капитан перевел, укоризненно покачал головой. В переводе это означало – как можно так подумать! У них каждый ест когда хочет и сколько хочет…
После ужина Иохим прошел в другую комнату и принес оттуда альбом с фотографиями. Все как в России. Еще не прислушиваясь к их речи, чтобы выделить чье-то имя, Женя поняла о ком сейчас пойдет речь. Действительно, это был альбом фотографий дочери Иохима – детских, в юном возрасте, уже молоденькой женщины… На последней странице она увидела фотоснимок – сидящего в кресле еще молодого Василия, (он показался ей каким-то неуклюжим), и белокурую красавицу, обхватившую его сзади. Это же счастливое, сияющее радостью лицо она видела на памятнике. Отпустила она его, или все так и держит?…
Перед их уходом Иохим снова пригласил Женю в свою маленькую стеклянную оранжерею и срезал для нее букет бархатистых белых роз. Напрягшись, он пояснил на русском языке, что это на память, чтобы они радовали ее всю дорогу. Когда он снова поцеловал ей руку уже у калитки, а Женя ткнулась губами ему в щеку, на глазах отставного мореплавателя выступили слезы, но он тотчас же нахмурился, видимо рассердившись на самого себя. Потом мужчины обнялись, и Иохим проводил их к своей машине, за рулем которого уже сидел шофер.
В машине Женя долго молчала. Василий пару раз заглянул ей в лицо, потом обнял за плечи и притянул к себе.
– Обиделась?
– На что?!
– На кого. Мы мало общались с тобой…
– У меня нет на это права.
– Разве обижаются по предоставленному праву? Ну, если ты так считаешь, я его тебе предоставляю.
Женя промолчала. Не перечислять же все обиды.
– Ну, я понял. Ты хотела бы знать больше?
Конечно, она хотела бы, но сдержала себя:
– Нет.
Кто она ему? Она вообще до сих пор в недоумении, почему он взял ее с собой? Василий ничего не ответил на ее «нет» и неожиданно прижал к себе. У Жени потемнело в глазах и остановилось дыхание… Путь к причалу оказался до обидного коротким, да и водитель в машине был совсем не к месту. Вроде бы век технического прогресса, а не могут придумать машин без шоферов!
Когда они поднимались по трапу, в ней все зашлось от ожидания. Женя была уже уверена, что продолжение последует, но капитан подтолкнул ее к двери каюты, пожелал спокойной ночи и удалился. Воспитатель, хренов! Он, видите ли, должен переодеться и подняться на мостик. Мог бы уж тогда, заодно, и послать ее, куда-нибудь подальше. Правда, уже из глубины коридора он пообещал, что завтра они продолжат. Женя едва не закричала, почему завтра, но, к счастью, ума прикусить язык на этот раз хватило.
Шхуна стояла в спокойной воде, словно памятник, и вроде бы не провоцировала Женю на подвиги, но засыпала она с трудом. Озверин, вызванный обломом ее надежд постепенно рассосался. «Сексуальная зависимость…» пришло Жене в голову определение собственного состояния, когда она попыталась понять, с чего вдруг так, до ненормальности запала на капитана. Вначале она списывала свои умопомрачения на качку, но в последнее время на устойчивой палубе и даже на берегу стало происходить то же самое, почему? Никогда раньше взрослые мужики не заводили ее до такой степени. Абрамыч в ее жизни не в счет – был нагрузкой судьбы и в постели она воспринимала его как обязанность, но чтобы так, без всякой провокации у нее самой возникали сексуальные галлюцинации … Но почему именно он? Ведь не бредит же она кем нибудь, из команды… Даже Андрей …, она даже забыла о нем. Почему так?
Сжимая в объятиях подушку, Женя попыталась разложить на составляющие уже другую сторону баррикады – чем могла произвести впечатление на капитана и какое?. Кем же все-таки он ее считает? Если шлюшкой, то почему сразу же не использовал по назначению и не вышвырнул на берег, зачем поволок ее к Иохиму, своему старому дружбану…. Да и по тому, как швед ее принял можно предположить, что представил он ее не как находку с панели. И на кладбище… Значит она…И тут Женя от удивления села. Уж не подвинулась ли рассудком?! О каких серьезных отношениях вдруг зашуршали ее извилины? Ну да, конечно, ей, как и любой женщине, не безразлично, что думает о ней мужчина, с которым она готова лечь в постель. Это нормально. Если мужчина только до утра, то и вопросы простираются в тех же временных пределах. То есть в их случае интересы друг к другу должны ограничиваться причалом в Санкт-Петербурге. И не более. А она о чем?!. Ощущение такое будто попала в Бермудский треугольник, в котором отказывают всем приборы, а бездна затягивает, словно преисподняя. Со стоном, забравшись головой под подушку, она не сразу, но, все-таки заснула.
