Молча я засмеюсь, из гробницы явлюсь, Из пещер дождевых восстаю, Как дитя из утробы, словно дух из гроба, В прах развеяв могилу свою[52].
— О, я люблю стихи, — улыбнулась сквозь моторы та самая женщина. — Знаете, я монетку подбрасывала, выбирая занятие, литературу или астрономию. Но луна победила.
— Что вы хотите сказать, — осторожно полюбопытствовал Хогг, — победила луна?
— Это моя работа, — объявила она. — Лекции читаю. О луне. Селенография, знаете.
— Селена, — изрек образованный Хогг. — Помесь Артемиды с Гекатой.
— О, тут я ничего не понимаю, — сказала она. — Наука называется селенография. Наверно, мне лучше представиться. Меня зовут Миранда Боланд.
Миранда: чудо для родителей[53]; бедная женщина, как есть, одна-одинешенька.
— А, — осторожно вымолвил Хогг, — меня зовут…
В трещавшем динамике неожиданно грянул Чарли-драгоман.
— Меня зовут, — объявил он, — мистер Мерсер. — Теперь, стало быть, никакой фамильярности, его уже нельзя мысленно называть Чарли. — Мое дело, — продолжал он, — присматривать за вами во время круиза, все показывать и так далее.
— Пошли шо мной казбу шмотреть, — вставил резиновый мужчина. Значит, он своего добился. Дебютировал в роли шута-резидента.
— Молчи, Джордж, — сказала его довольная жена. Путешественники усмехнулись, удобней пристроили ягодицы и плечи. Теперь действительно начинался отдых.
— Надеюсь, круиз вам понравится, — трещал мистер Мерсер. — Многим нравится. Иногда снова ездят. А если в круизе вам что-нибудь не понравится, мне скажите. Мне. Не трудитесь писать письма в ПАНМЕД. Сразу выкладывайте, как мужчина мужчине, или женщина, если придется. Но по-моему, вам понравится. Так или иначе, я на это надеюсь. И мисс Келли, наша очаровательная хозяйка, и капитан О’Шонесси на носу. Ну, первым делом, в Севилье ожидается небольшая обструкция. Из-за дел с Гибралтаром, вы, может, читали. Его испанцы хотят отобрать, а мы не отдаем. Поэтому они немножко хамят, когда дело касается таможни, въезда в страну и так далее. Проверяют да тянут, не очень по-дружески. Будет быстрей, если я предъявлю паспорта одной кучей, так что пойду их сейчас собирать. А потом мисс Келли подаст чай.
Миранда Боланд (мисс? миссис?) открыла набитую сумочку, вынула паспорт. В сумочке было много чего: пузырьки с антибиотиками и лекарствами от расстройства желудка, прочее в том же роде. Испанский словарик. Все это поможет ей хорошо провести время. И маленький несессер для письменных принадлежностей. Поэтому Хоггу пришла в голову мысль, возможно спасительная. Он без страха вытащил собственный паспорт.
— Мисс Боланд? — сказал, подойдя, мистер Мерсер. Значит, мисс. — Какое симпатичное фото, не правда ли? — И дальше: — Мистер Эндерби, да?
— Правильно. — Мистер Мерсер исследовал усмехающийся портрет делового мужчины с еще не определенным в то время родом занятий, но обозначенным как «писатель»; пару официальных римских штампов: въезд и очень скоро выезд.
— А чем вы занимаетесь, мистер Эндерби? — спросила мисс Боланд.
— Я, — сказал Эндерби, — поэт. Я — Поэт Эндерби. — Имя ничего не говорило этой селенографке, любительнице поэзии. Облака внизу, приятели Шелли, разбухли, не издавая особенного сияния. — Поэт, — повторил Эндерби, уже с меньшей уверенностью. Они летели к солнцу. Желудок Эндерби тихонько объявил, что скоро, очень скоро собирается отреагировать на все случившееся. Отложенный шок сообщил, что теперь уж надолго не станет откладываться. Эндерби напрягся в кресле, ожидая его, словно авиакатастрофу.
Глава 3
1
— Коперник, — показывала мисс Боланд. — А чуть к западу Эратосфен. А потом, еще дальше к западу, Апеннины. — Лицо ее светилось, словно она (как в определенном смысле действительно было) была спутницей спутника. Эндерби очень холодно смотрел на луну, которую он по каким-то причинам, связанным с облаками («округлая Дева» у Шелли и прочее), ожидал увидеть лежащей под ними. Но она стояла высоко, как всегда. — А вон там внизу, на юге, Анаксагор. Прямо под Mare Frigoris[54].
— Очень интересно, — сказал не очень заинтересованный Эндерби. Сам он никогда не извлекал из луны, как объекта поэзии, особенной пользы, однако все равно считал, что имеет больше прав на луну, чем она. Она обращалась с луной в высшей степени фамильярно.
— И Платон чуть повыше.
