Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Персио в ужасе отступает перед возможностью рискнуть и в какой бы то ни было форме воздействовать на действительность, его вечная нерешительность сродни нерешительности хромофильного насекомого, которое ползет по многоцветной картине и понятия не имеет о способностях хамелеона. Насекомое, привлеченное синим, поползет вперед, в обход центральных элементов гитары, где господствуют грязно-желтые и оливково-зеленые тона, задержится на краю, словно плывя рядом с судном, и, добравшись до центрального отверстия по мостику штирборта, войдет в зону синего, пересеченную широкими зелеными полосами. Его нерешительность, его поиски переходного мостика в другую область синего сравнимы с колебаниями Персио, постоянно опасающегося нарушить тайные запреты. Персио завидует тем, кто проблему свободы решает эгоцентрически, потому что для него самого простое действие, заключающееся в том, чтобы открыть дверь каюты, включает его действие и дверь каюты, спаянные в той мере, в какой действие открывания двери содержит конечную цель, которая может оказаться ошибочной, и повредить звено в цепи порядка, смысл которого он не постиг должным образом. Выражаясь яснее, Персио есть то самое хромофильное и одновременно слепое насекомое, и необходимость или императив, заключающийся в том, чтобы пройти только по синим пятнам картины, связаны с постоянной и ненавистной нерешительностью. Персио находит наслаждение в этих сомнениях, которые он называет искусством или поэзией, и считает, что его долг — рассматривать каждую ситуацию с максимально возможной свободой, и не только ситуацию как таковую, но и все ее вообразимые ипостаси, начиная ее словесным выражением, в которое он питает, возможно, наивную веру, до всяческих ее проекций, которые он называет магическими или диалектическими, в зависимости от того, на чем они замешаны — на неясных ощущениях или на функции печени.
Возможно, мягкое покачивание «Малькольма» и накопившаяся за день усталость в конце концов сразят Персио, и он с наслаждением заснет на превосходной кедровой кровати, и доставит себе удовольствие, разглядывая и пробуя в действии разнообразные механические и электрические приспособления, припасенные для вящего удобства уважаемых пассажиров. Но пока что ему пришло в голову воспользоваться свободой выбора, предварительного, в порядке эксперимента, выбора, который забрезжил перед ним за несколько секунд до того, как он решился сформулировать проблему. Без сомнения, Персио сейчас достанет из портфеля карандаши, бумагу, железнодорожный справочник и надолго засядет за работу, позабыв и про пароход, и про плавание, именно потому что надо выйти за пределы кажимости и войти в область возможной или постижимой реальности, в то время как все остальные на борту парохода, должно быть, уже приняли эту кажимость, определив и обозначив ее как необычайную и ирреальную, — ну что ж, таковы мерки тех, кто, расквасив нос, свято верит, что это всего-навсего аллергический насморк.
XIV
— Eksta vorbeden? You two married? Etes vous ensemble?[14]
— Ensemble plutot que maries, — сказал Рауль. — Tenez, voici nos passeports[15].
Офицер был низенького роста и со скользкими повадками. Он вычеркнул имена Паулы и Рауля и знаком подозвал краснолицего матроса.
— Он проводит вас в каюту, — сказал он и поклонился, прежде чем заняться следующим пассажиром.
Уходя вслед за матросом, они слышали, как все семейство Трехо заговорило хором. Пауле сразу понравилось, как пахло на пароходе и как переборки скрадывали звуки. Трудно было представить, что всего в нескольких метрах остался грязный причал и что инспектор с полицейскими, наверное, еще не ушли.
— А за бортом начинается Буэнос-Айрес, — сказала она. — Тебе не кажется это невероятным?
— Невероятным мне кажется и то, что ты говоришь «начинается». Быстро ты обвыкаешься в новой ситуации. Для меня в порту город кончается. А на этот раз — больше, чем когда бы то ни было, но всякий раз, поднимаясь на пароход, я ощущал это.
— Начинается, — повторила Паула. — Ничто не кончается так просто. Ужасно нравится мне запах этого дезинфицирующего средства — пахнет лавандой, смертью мухам, войной моли. Девчонкой я обожала засунуть голову в шкаф тети Кармелы; все черным-черно, таинственно, а запах — похожий на этот.
— This way, please[16], — сказал матрос.
Он открыл каюту, зажег свет и вручил им ключ. И ушел, прежде чем они успели дать ему на чай или сказать «спасибо».
— Как мило, действительно мило, — сказала Паула. — И уютно.
— Теперь уже трудно поверить, что совсем рядом — портовые пакгаузы, — сказал Рауль, пересчитывая сложенные на ковре чемоданы. Ни один не потерялся, и они принялись развешивать одежду и раскладывать по местам вещи, и некоторые — довольно изысканные. Паула выбрала кровать в глубине каюты, под иллюминатором. Села, с довольным вздохом откинувшись на спинку, и стала смотреть, как Рауль, закурив трубку, заканчивал раскладывать зубные щетки, зубную пасту, книги и пачки табака. Интересно будет смотреть на Рауля, лежащего на другой кровати. Первый раз они будут спать в одной комнате после стольких встреч в гостиных, салонах, на улицах, в кафе, поездах, автомобилях, на пляжах и в рощах. Первый раз она увидит его в пижаме (которая уже разложена на постели). Она попросила у него сигарету, и он дал сигарету и поднес огонь, сидя рядом и глядя на нее с интересом и чуть насмешливо.
— Pas mal, bien?[17] — сказал Рауль.
— Pas mal du tout, mon choux[18], — сказала Паула.
— Ты очень хороша вот такая, расслабленная.
— Назло тебе, — сказала Паула, и оба рассмеялись.
— А может, выйдем — осмотримся?
— Хм. Я бы лучше осталась тут. А то с мостика увидим огни Буэнос-Айреса, как в фильме Гарделя.
— А что ты имеешь против огней Буэнос-Айреса? — сказал Рауль. — Я пойду.
— Хорошо. А я немножко приведу в порядок этот роскошный бордель, потому что порядок по-твоему… До чего красивая каюта, я и не думала, что нам отвалят такую роскошь.
— К счастью, она совершенно не похожа на каюты первого класса на итальянских пароходах. Достоинство этого грузового парохода в его строгом стиле. Дуб и ясень — традиционный протестантский вкус.
— Еще не доказано, что судно протестантское, однако ты, пожалуй, прав. Мне нравится запах твоей трубки.
— Берегись, — сказал Рауль.
— Чего я должна беречься?
— Не знаю, наверное, запаха трубки.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
