– Как дела? – осторожно спросил Тоби.
– Хорошо, спасибо, – пробормотала она, подставив чайник под струю воды из-под крана. Тоби ждал, что Джоанна спросит, как дела у него, или, по крайней мере, хотя бы предложит ему чашечку чая, но не тут-то было. Вместо этого она стала что-то тихо напевать себе под нос и смотрела в окно, пока чайник с шумом кипятил воду. Тоби посмотрел на Джоанну со спины. Джоанна была очень хрупкого телосложения, субтильная – ее талию можно было легко обхватить двумя руками, а плечи совсем узкие.
– Так, Джоанна, – сказал Тоби. И сделал паузу, не совсем уверенный в том, что говорить дальше, но понимая – молчать не стоит. – Как долго вы уже живете здесь?
Джоанна развернулась.
– Что? – спросила она, указывая на пол. – Здесь?
– Эмм… да, – сказал Тоби. – Ну, вы поняли. В этом доме.
– О да. Ну… Не могу сказать точно, – ответила Джоанна.
Она поджала губы и уставилась в потолок.
Тоби держал в левой руке пакет муки, думая, прикидывает ли Джоанна, как долго живет в его доме, или же просто смотрит на потеки воды на обоях.
– Два года и восемь месяцев, – произнесла она наконец.
– Правильно.
– И двадцать дней, – добавила Джоанна.
– Правильно, – повторил Тоби.
– Я въехала 4 мая 2002 года. Был солнечный весенний день.
– Да? – спросил Тоби, потирая подбородок, словно пытаясь вспомнить тот день.
– Да. Я переехала из юго-восточного Лондона. В тот день в городе был марш – выступали сторонники легализации марихуаны. На улицах были толпы людей в костюмах, символизирующих листья марихуаны. И я была очень рада уехать из такого района, – рассказала Джоанна.
Тоби засмеялся, радуясь, что она решила внести некоторое разнообразие в эту шитую белыми нитками беседу. Но теперь Джоанна уставилась на него.
– А зачем вы спросили?
– Не знаю, – сказал он, потянувшись за ситечком. – Мне было просто интересно.
Наступила тишина, и слышно было лишь, как звенит чайная ложка, ударяясь о стенки чашки, пока Джоанна размешивала сахар в чае.
– И как вам? – спросил Тоби.
– Что? – не поняла Джоанна.
– Дом. Жизнь здесь. Вы счастливы?
– Ну, – пожала она плечами, по-прежнему медленно помешивая ложкой в чашке. – Да. Все хорошо. У меня нет никаких жалоб. Да и с чего бы я стала жаловаться?
Затем Джоанна прищурилась и добавила:
– Вы хотите обсудить со мной какую-то проблему?
– Конечно же нет. Я просто подумал, мы ведь уже пару месяцев не разговаривали, и хотел убедиться, что вы в порядке. Вот и все.
– Ах, вот как, – коротко кивнула она и ложкой прижала пакетик к стенке кружки.
– А как дела на работе?
– Прекрасно.
Джоанна выбросила пакетик в мусорное ведро.
– Вы ведь все еще… играете? – спросил Тоби.
Он уже начинал нервничать – на лбу его выступили капли пота.
– Нет, – ответила Джоанна, опуская ложку в посудомоечную машину.
– А как же та роль? Ну, та, на которую вы пробовались… э-э?..
– Нет, меня не взяли.
– Ох. Какая неприятность. А что-нибудь в перспективе?
– А перспективы никакой и нет, – отрезала Джоанна.
– О, – сказал Тоби. – Вот, значит, как. Хорошо. Так вы просто?..
– Просто… что?
– Не знаю. Но вы ведь где-то работаете, да?
– Да, – сказала Джоанна и взяла кружку. – Работаю.
Тоби чересчур усердно закивал.
– Хорошо, – выдавил он из себя. Джоанна пронеслась мимо и скрылась в коридоре, оставив после себя цветочный аромат чая «Эрл грей».
– Хорошо, – повторил Тоби.
12
Тоби был искренне счастлив, что его юность пришлась не на двадцать первый век – век суеты, где каждый живет по каким-то надуманным правилам. Современные молодые девушки, по его мнению, были все на одно лицо: одинаковые укороченные свитера из джерси, джинсы с заниженной талией, сверкающие безделушки, они все носили одну и ту же модную прическу – боковой пробор, один и тот же блеск для губ, один и тот же оттенок автозагара. А еще это странное нижнее белье – казалось, дизайнеры сошли с ума и наперебой принялись создавать бюстгальтеры, превращавшие женскую грудь в нечто, по форме скорее напоминающее металлический контейнер, наскоро пристегнутый к телу, нечто чужеродное, что в конце дня можно отвинтить, снять и убрать на ночь в чехол.
Тоби, как и большинство мужчин, в доме которых имелся доступ в Интернет, больше всего на свете любил поразвлечься на сайтах с эротическим контентом: пара привычных движений – и краткий миг экстаза. Но видеть девушек из откровенных роликов в реальной жизни ему не хотелось. Его привлекали молодые особы с не совсем идеальной фигурой, ему нравилась грудь нестандартной формы. Тоби любил разных женщин, и ему особенно нравились характерные образы: PJ Harvey, Уиллоу из «Баффи – истребительницы вампиров», та высокая девушка-диджей, которая была замужем за диджеем, дочь Джонни Болла. Он находил очень привлекательной даже Чери Блэр, хотя пока еще не нашлось того, кто бы с ним в этом согласился. Главным же секс-символом для Тоби, еще с юности, была Джейми Ли Кертис. Но какого-то определенного эталона красоты у него не было. Ему просто либо нравилась девушка, либо нет. А сегодняшняя молодежь – такая неинтересная, однообразная и предсказуемая.
В этом, кстати, заключалась главная проблема Кона. Он был скучным. К общей атмосфере, царившей в особняке, его присутствие ничего не добавляло. А ведь Кон мог бы стать каплей живительной влаги в болоте этого старого-старого дома… Но оказался лишь тускло мерцающей монеткой, еле-еле заметной со дна.
– Привет, Кон, – поздоровался Тоби, войдя в гостиную. Кон сидел в кресле и ел «Биг-мак».
– Здоро́во, – поднял глаза Кон. Он посмотрел на Тоби с удивлением.
– День прошел удачно?
Кон пожал плечами:
– Да так. Ничего особенного.
– Видел какую-нибудь знаменитость?
Однажды Кон ехал в лифте с Кейт Бланшетт. Кейт Бланшетт занимала в списке необычных, желанных женщин, по версии Тоби, довольно высокую позицию, и он запомнил это, однажды подслушав, как Кон несколько месяцев назад рассказывал о своей встрече Руби.
Кон улыбнулся:
– Не. Не сегодня. А вот вчера видел известного актера-гея.
– Это кого же?
– Ну, шикарный такой. Не могу вспомнить, как зовут. Он еще снимался в одном фильме с Мадонной.
Единственный фильм с Мадонной, который Тоби смог вспомнить в тот момент, – «Дик Трэйси», но он тут же понял, что речь точно не об Уоррене Битти, который, насколько знал Тоби, не был ни шикарным, ни геем.
