Анфиса (соседи Львовых попросили Стаса обращаться к ним без отчеств) отложила нож, которым щедро нарезала буженину, и тоже приготовилась послушать следователя. Ее муж нахмурился и достал из нагрудного кармана сигареты. Но не прикурил, а принялся вертеть зажигалку в пальцах.
— Опасность есть всегда, — не стал понапрасну успокаивать майор. — Скажу банально: можно и с крыльца упасть, шею сломать, так что предосторожности не бывают лишними. Но что касается конкретного случая… Происшествия с Ларисой… — Стас посмотрел на напрягшуюся депутатку и в который раз подумал о том, что если Львова вызвала его сюда ради самоуспокоения, то не на того нарвалась. Гущин не собирался лечить чью-то совесть и нервы. — Я бы все-таки советовал вам всем уехать. На время.
Такого ответа, кажется, никто не ожидал. И в мысли о том, что Львова вызвала «лучшего столичного сыщика» дабы утешить душу и близких, Гущин укрепился.
— На какое время? — округляя и без того огромные глаза, трагически выдохнула Анфиса. — На месяц? На два? Навсегда?!
— Мы здесь живем, — отвернувшись к реке, буркнул Глеб. — Нам некуда и незачем уезжать. У нас скоро дочка из лагеря вернется… Куда нам ее…
— Ребята! — перебивая, воскликнула Львова. — Ну что вы в самом деле?! — Миниатюрная горожанка бросилась утешать широкоплечую соседку. Забормотала: — Анфисочка, все уже знают, что у нас гостит один из лучших следователей Москвы. Неужто ты думаешь, будто какой-то преступник отважится сюда сунуться?!
Аппетит у всех испортился. Гущин подумал, что хозяин дома вовремя поторопился с ужином. Как знал, что позже не получится спокойно насладиться рыбой.
Майор, наступая на горло принципам, решился все же поддержать Львову:
— Идея Евгении Сергеевны с моим приглашением была хорошей, — одобрил. — Если в округе уже знают, что я поселился здесь, ничего плохого… я надеюсь, не произойдет. Девочек, конечно, лучше по-грибы, по-ягоды одних не отпускать…
— О чем вы говорите?! — пребила Анфиса. — Какие «ягоды-грибы»? Нам бы до школы дотерпеть, а там — в интернат, из интерната под присмотром на машине! Да, Глеб?
— Угу, — угрюмо посасывая незажженную сигарету, кивнул муж. — Но дома под замком всю жизнь не просидишь.
Судя по всему, обстановка в Игнатово сложилась — аховая. Жители напуганы, Львова старается ситуацию пригладить. Вон, своих девчонок не вывезла на курорт. Сыщика себе затребовала.
Мудро, черт побери. Сыщику не очень-то хотелось это признавать, но мадам депутат поступила правильно. Утихомирила страсти, поддержала электорат личным примером и действует грамотно — оповестила всю округу о прибытии следователя по особо важным делам. Чем, не исключено, огородила деревенских от преступника.
В следствии чего, ознакомившись изнутри с ситуацией в Игнатово, Стас взглянул несколько иначе на все происходящее и уже задавал себе вопрос: «А как бы ты сам-то, приятель, поступил на месте Львовой? Что сделал, имея влиятельных друзей-знакомых? Умылся бы и уехал вместе с семьей? Или слух пустил, что в доме круглосуточно находится сыщик?»
«Истерики» в начальственных кабинетах, о которых поведал Гущину подполковник, уже не казались ему взбалмошностью. Причудой властолюбивой и забронзовевшей тетки. Тут все получилось совсем наоборот. Львова, судя по всему, правильно воспитывает дочек. И, вероятно, у нее костью в горле застрял вопрос: «Как объяснить девчонкам, что я их вывожу, а их подружки остаются там, где опасно?!» Ведь девочки — не глупые. Хорошие. Им позже придется как-то смотреть в глаза своим оставленным подругам.
Без личного примера воспитывать «хороших девочек» непросто.
…Собрав воедино множество доводов, подредактировав и заново взглянув на ситуацию, Стас отринул сыщицкую гордость и мысли «я иду наповоду у влиятельной тетки». Сказал:
— Предлагаю снять с повестки дня тревогу и… выпить. Евгения Сергеевна поступила совершенно правильно. Когда по округе разнесется информация, что за дело взялся, — Гущин хмыкнул, — лучший московский сыщик, все преступники прямо-таки разбегутся!
Львова благодарно посмотрела на майора:
— Называйте меня «Евгенией», пожалуйста. От «Сергеевны» я за год до одури устаю.
— Ой, ли? — подмигнул соседке Глеб, наливавший всем настойки. — Мне что… тоже теперь тебя «Сергеевной» не приласкать?
Когда мужчины видят, что их жены (у которых стойкости учиться) готовы разрыдаться, им ничего не остается делать, как только дурачиться. Пусть даже и с натяжкой.
Львов очень кстати воткнул свежий анекдот. Тост в тему предложил. Потом второй последовал…
К приходу с реки молодежи взрослые уже смеялись. Причем стоит отметить, такого искреннего громогласного хохота временно отлученный от коллег майор давно не слышал. Анфиса оказалась чрезвычайно смешливой, Михайлович умел подначивать, а Глеб парировать. На фоне трех стародавних друзей славная депутатка Львова как-то потерялась, ушла на задний план, поскольку, солировали здесь игнатовцы. Дружно, спаянно, привычно.
«Понятно, почему Евгения не захотела уезжать отсюда, — посасывая ломтик лимона, подумал сыщик. — Если тут каждый вечер такой «концерт»… На курорте разве таких вот свойских встретишь, повеселишься, отдохнешь?…»
Умаявшаяся Маргаритовна свернулась калачиком на лавочке в углу, куда Аня принесла пушистый круглый коврик. Накупавшаяся такса отказалась даже от предложенного куска буженины. И почему-то совершенно не реагировала на взрывы хохота, а вела себя так, словно давным-давно привыкла к этим шумным людям и странным запахам деревни. Уснула, словно в обморок упала. Не шевелились даже нос и уши, когда Аня до Маргаритовны дотягивалась и проводила пальчиками по спине безмятежно дрыхнувшего пса.
А тут надо отметить: Зойку Маргаритовну майор считал отличной лакмусовой бумажкой. Если такса спокойно реагирует на незнакомцев, значит люди встретились — хорошие. Без гнильцы и червоточин. В противном случае Заноза стереглась бы и приглядывала за хозяином хоть через щелочку век.
И посему, майор совсем расслабился, забыл, что собирался, не теряя понапрасну времени, работать, анализировать, расспрашивать. Отключив профессиональную въедливость Гущин наслаждался дружелюбной атмосферой и отличными закусками. Смеялся уже наравне со всеми и исподволь поглядывал, как депутатский помощник ухаживает за депутатской дочерью. Что-то шепчет ей на ушко, подливает вина и предлагает то редиску, то ломтик буженины. Старается придвинуться поближе и как бы обособиться с девушкой от компании, но Янина ускользает…
Игнатовцы запели. Но не разудалую народную песню, Анфиса затянула протяжный романс «Я ехала домой». И пела так хорошо, что все прочие почти ей не подтягивали, а больше слушали. Госпожа депутат, пристроив подбородок на выгнутую ладонь, с нежностью смотрела на подругу.
Наевшегося, рано проснувшегося сыщика под песню потянуло в дрему. Когда над ухом Гущина раздался громкий голос, майор дернулся, словно его шилом укололи.
