Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
Мина Пфефферберг продолжала держать посетителя на пороге. Она была так растеряна и говорила столь сбивчиво, что сын из жалости к ней появился в дверях, застегнув пиджак, скрывающий оружие. Пригласив гостя войти, он в то же время по-польски шепнул матери несколько ободряющих слов.
Наконец Оскар Шиндлер назвался.
Напряжение несколько спало, ибо герр Шиндлер дал понять, что Пфеффербергам нечего бояться. Он выразил свою расположенность к ним, обращаясь к матери через сына в роли переводчика.
– Из Чехословакии приезжает моя жена, – сказал он, – и я хотел бы, чтобы обстановка отвечала ее вкусам.
Он признал, что, конечно, Нуссбаумы великолепно обставили свое жилище, но они предпочитали массивную мебель и мрачные тона. Госпоже Шиндлер же нравится более живая обстановка, что-то во французском стиле, немного шведского – в таком духе.
Миссис Пфефферберг оправилась настолько, чтобы пробормотать, что она, мол, не знает, что и сказать, с наступлением Рождества у нее масса работы…
Леопольду показалось, что в ней сработало инстинктивное нежелание обслуживать немецкую клиентуру; но в эти времена немцы были единственным народом, столь уверенно глядевшим в будущее, что только они могли позволить себе заботиться об интерьере квартир. А миссис Пфефферберг нуждалась в хорошем контракте – ее муж потерял работу и теперь буквально за гроши работал в «Геймайнде», еврейском благотворительном бюро.
Не прошло и двух минут, как мужчины вступили в дружескую беседу. Пистолет за поясом Пфефферберга обрел статус оружия, которое если и понадобится, то в отдаленном будущем, при непредвиденной случайности. Уже не вызывало сомнений, что миссис Пфефферберг возьмется декорировать квартиру герра Шиндлера, не считаясь с расходами, и Шиндлер намекнул, что, когда все будет в порядке, Леопольд мог бы заглянуть к нему переговорить и о других делах.
– Не исключено, что вы сможете помочь мне советом относительно местного рынка, – сказал герр Шиндлер. – Вот, например, на вас очень элегантная синяя рубашка… Я просто не представляю, где достать нечто подобное.
Его наивность была не более чем уловкой, и Пфефферберг отдал ей должное.
– Магазины пусты, сами знаете… – с намеком проворковал Оскар.
Леопольд относился к тому сорту молодых людей, которые выжили лишь потому, что умели рисковать и играть по-крупному.
– Герр Шиндлер, это очень дорогие рубашки, и я надеюсь, что вы это понимаете. Они стоят по двадцать пять злотых каждая…
Он завысил стоимость раз в пять.
В глазах герра Шиндлера мелькнуло насмешливое понимание. Тем не менее он не хотел подвергать опасности их только зародившуюся взаимную симпатию или напоминать Пфеффербергу, что у того за поясом оружие.
– Может, я смогу раздобыть вам несколько, – сказал Леопольд, – если вы сообщите мне ваш размер. Но боюсь, мои поставщики потребуют деньги вперед…
Шиндлер взглянул на него все с тем же пониманием, вынул бумажник и протянул Пфеффербергу 200 рейхсмарок. Сумма была настолько велика, что Пфефферберг, не обижая себя, мог бы приобрести на нее рубашки для дюжины Шиндлеров. Но, придерживаясь правил игры, он не моргнул и глазом.
– Вы должны дать мне свои размеры, – напомнил он.
Через неделю Леопольд доставил дюжину шелковых рубашек в квартиру Шиндлера на Страшевского. В апартаментах его встретила симпатичная немка, которая представилась как trauhander, инспектирующая производство в Кракове скобяных изделий. А в другой раз, вечером, Пфефферберг увидел Оскара в компании светловолосой и большеглазой польской красавицы. Если и существовала фрау Шиндлер, она не показалась даже после того, как фрау Пфефферберг закончила декорирование квартиры. Сам же Леопольд стал одним из наиболее постоянных поставщиков предметов роскоши для Шиндлера – шелковых изделий, мебели, драгоценностей – с черного рынка, который процветал в древнем городе Кракове.
Глава 4
В следующий раз Ицхак Штерн встретил Оскара Шиндлера утром в начале декабря. Заявление Шиндлера было уже подано в польский коммерческий суд Кракова, но Оскару было все недосуг посетить контору Бучхайстера. Наконец он явился и, пообщавшись с Ойе, остановился около стола Штерна в приемной, хлопнул в ладоши и, изображая подвыпившего человека, объявил:
– Завтра начинается! Улицам Иосифа и Исаака стоило бы подготовиться!
Улицы Иосифа и Исаака действительно существовали в Казимировке, являвшейся частью старого гетто Кракова – островком, переданным еще Казимиром Великим в пользование еврейской общины; теперь оно представляло собой заселенное предместье, притулившееся у притока Вислы.
Герр Шиндлер нагнулся к Штерну, и тот, уловив его согретое хорошим коньяком дыхание, задался вопросом: «В самом ли деле герр Шиндлер знает, что может ждать улицы Иосифа и Исаака? Или же он назвал их ради красного словца, случайно?»
Штерн ощутил тошнотворное чувство слабости и растерянности. Герр Шиндлер бросил весть о готовящемся погроме, и его тон, полный небрежного хвастовства, должен был бы унизить Штерна, но он ощущал – Шиндлер пытается их предупредить…
Это было 3 декабря.
Оскар сказал «завтра», но Штерн предположил, что он имел в виду не календарное 4 декабря, а употребил это выражение фигурально, как это свойственно пьяницам и пророкам – дескать, чую: вот-вот нечто должно произойти.
Только несколько человек из тех, кто слышал или уловил невнятный намек герра Шиндлера, восприняли его в буквальном смысле. Всю ночь они укладывали вещи и переправляли семьи через реку в Подгоже.
Оскар решил сообщить евреям эту неприятную новость на свой страх и риск. Она дошла до него как минимум из двух источников, от его новых приятелей. Один из них – Герман Тоффель – был полицейским в звании вахтмейстера (сержанта), прикомандированным к штабу. Другой, Дитер Ридер, служил в штабе СД у Чурды. Среди офицеров они, пожалуй, были самыми симпатичными личностями, на которых у Оскара всегда был особый нюх.
Вряд ли он толком смог бы объяснить, почему обратился к Штерну в то декабрьское утро. Уже потом он говорил, что во время немецкой оккупации Богемии и Моравии он был свидетелем повсеместного захвата собственности чехов и евреев в том районе Судет, который отходил немцам, что отвратило его от всякой симпатии к «новому порядку». И когда он выложил новости Штерну, это куда больше, чем недостоверная история с Нуссбаумами, дало ему понять, на какой путь он вступает.
Должно быть, он, как и многие евреи Кракова, тешил себя надеждами, что после первоначальной вспышки ярости режим утихомирится и даст людям дышать. Если в течение нескольких последующих месяцев рейды и налеты СС удастся хоть в какой-то мере смягчить вовремя поступающей информацией, может, к весне как-то все наладится?
Кроме того, и Оскар, и евреи старались внушить себе, что немцы все же – цивилизованная нация!
Но решение СС вторгнуться в пределы Казимировки вызвало у Оскара глубокое отвращение – не потому, что оно впрямую могло коснуться той сферы, где он зарабатывал деньги, ухаживал за женщинами, обедал с друзьями, а потому, что чем яснее становились намерения правящего режима, тем более омерзительным и непереносимым он становился для Оскара. Предполагалось, что планируемая операция в какой-то мере обеспечит ее участников мехами и драгоценностями, поскольку обитателей преуспевающих кварталов между Краковом и Казимировкой ждало выселение и изгнание. Но, кроме материальной выгоды, эта акция должна была послужить грозным предупреждением запуганному населению древнего еврейского квартала. С этой целью, как поведал Оскару Ридер, в Казимировку из Стардома перебросят небольшой отряд еinsatzgruppe, который прибудет на тех же машинах, что и ребята из местных отделений СС и полевой жандармерии.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
