Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Они подружились еще в пятом классе, когда Лиля перешла в другую школу. Новенькой пришлось бы несладко, если б Настя не заявила: кто ее тронет – ух я вас! Чем страшен «ух!», Лиля не поняла, а вот остальные поняли хорошо и трогать ее не стали. Дураков не было – связываться с бешеным колобком.
Прозвище, к слову, было меткое. Темненькая, худая и носатая Настасья характером и впрямь напоминала колобка, который от дедушки ушел, от бабушки ушел, заставил волка с зайцем выкурить трубку мира с коноплей и выстроить себе посреди леса терем-теремок, а из лисы набил чучело и поставил в прихожей.
– Эй, Лиля, куда так несешься? – окликнул ее с автостоянки знакомый голос.
Обернулась: куратор стоял около пожилого «ауди», смотрел сердито. Пожала плечами, крикнула:
– На Арбат! – и собралась припустить дальше, но куратор велел:
– Садись, героиня, подвезу. Почти двое суток в камере, а туда же, бегать. Мне за тебя отчитываться, между прочим!
Не отвечая на ворчание, Лиля благодарно улыбнулась и забралась на переднее сиденье. Пришлось убрать с него плюшевую зеленую белку, малость погрызенную и слегка замусоленную. Собака, наверное. Вон и шерсть прилипла, длинная и рыжая. На колли похоже.
– На старый, на новый? – спросил Михаил, выруливая со стоянки.
– Старый.
– Отлично, мне как раз дальше по Садовому, – кивнул он.
До Арбата доехали быстро – суббота, без пробок. Лиля внимательно выслушала рекомендации на ближайшие два дня: не переутомляться, не злоупотреблять метро, есть побольше фруктов и ничего тяжелого. Пообещала послезавтра быть к четырем в центре, поблагодарила, что подвезли, и выскочила из машины.
На Арбате было людно, шумно. У сувенирного расположились приятели-конкуренты, струнники из консы. Играли маленькую ночную серенаду Моцарта – народ образовывался, проникался и кидал в футляр от скрипки мелочь. Увидели Лилю, закивали, заулыбались. Она тоже махнула в ответ.
Своих услышала издалека – Настасья распевала «Карамболину». С гитарным сопровождением получалось своеобразно, но публике нравилось. Лиля остановилась на минутку, выровняла дыхание, вытащила из рюкзачка флейту и подошла. Настя, не прерываясь, кивнула – мол, вижу тебя, подключайся.
Два часа пролетели незаметно. Сыграли немножко Россини в Сенькиной джазовой обработке, дважды отдали дань любимому Настасьей Гершвину. На «Summertime», как всегда, собралась толпа, кто-то даже подпел. Даже в ноты! На этнику и баллады слушателей тоже хватало, а по случаю солнечной погоды народ не жмотился. В общем, вечер удался.
– На пиво хватит, – резюмировал Сенька, когда буквально в десяти шагах панки принялись расчехлять бас. – Пора сворачиваться.
Нахальных укуренных деток весь Арбат считал стихийным бедствием, но связываться не хотел никто. Потому – просто уходили за пределы слышимости или уходили совсем. Настасья гневно засопела и уже открыла рот – обругать конкурентов. И закрыла – к ним протолкался новый слушатель. Вроде ничего особенного, только в толпе он выглядел как контрабас среди скрипок – вроде родня, но дальняя.
Лиля его сразу узнала. Тот испанский разбойник из кафе, еще улыбался сочувственно – и он же курил на крыльце, точно: высокий, коричневая дубленка, пахнет вишневой смолой. Сейчас разбойник тоже улыбался чуть заметно. А в руках у него была коробочка.
Он бросил что-то в футляр от гитары, подошел к Лиле, достал из коробочки орхидею и протянул ей:
– Играете чудесно.
И смешался с толпой. Настька присвистнула, тронула восковой лепесток ногтем.
– Широкий жест.
Лиля повертела орхидею в руках, посмотрела на Сеньку, прыснула и сунула цветок ему за ухо. Сенька выпучил глаза и заржал, Настасья фыркнула и тоже заржала. Один Мастер Тыква, он же ударник от Бога, он же мизантроп с аккордеоном из районной музшколы, недоуменно пожал плечами и спросил:
– Что, собираемся?
– Неа, – ответила Лиля и уставилась в небо. Уходить расхотелось – захотелось напоследок выдать что-нибудь этакое, чтобы слушатели ахнули. Чтобы посмотрели… не как разбойник с орхидеей, а как… как Эри.
Лиля мысленно выругалась – нашла ценителя! Игрового персонажа! Только что делать, если ее никто не слушал так, как он? Тряхнула головой, поднесла флейту к губам и заиграла вступление. Соль минор, пять тактов до вокала… Мастер Тыква счастливо вздохнул и поднял на стойку свою «маленькую радость» – комплект из восьми там-тамов, собственноручно изготовленных им из долбленных тыкв. Сенька вступил на третьем такте, а потом – Настасья, тихо и проникновенно:
Все иду-спешу к забытому дому…
А услышит меня кто, кто ответит?
Отвечал ей Тыква, неожиданным для такого нескладного парня мягким басом:
Я услышу, моя боль – моя радость, я отвечу, я – бурьян придорожный.
Флейта в Лилиных руках казалась тростниковой дудочкой, вспоминался запах костра, еловых веток, конского пота. И тепло рябинового месяца в ладони…
– Плащ истерся, сапоги износились…
Кто же ждет в родной сторонке бродягу?
– Черный ворон, моя боль – моя радость, Черный ворон да степные шакалы.
– Голова седа, душа опустела…
Чем же встретят у родного порога?
– Серым пеплом, моя боль – моя радость, Серым пеплом да обугленным камнем.
– А как лягу, брат, тебе на колени,
Кто всплакнет, кто помянет добрым словом?
– Зимний ветер, моя боль – моя радость, Зимний ветер да весенние грозы[1].
Флейта вздыхала степным ковылем, плакала дождем, а Лиля почему-то думала о парне из Барнаула, который написал текст песни. Такой же, как они, не от мира сего математик, по выходным сочиняющий сказки и вот такие дивные стихи. Тыква нашел его в Сети, прочитал все недописанные романы и как-то всем им тыкал в нос бумажку со стихами, а они отмахивались. Пока Сенька не сжалился и не прочитал. Он тут же сыграл вот эту, ум-гарскую народную, на пальцах показал Лиле, что тут за флейтовое соло после третьего куплета, а Настасья спела – как само поется. Наверное, это была самая лучшая их песня…
Надо сыграть ее Эри. Ему понравится.
На этой мысли последний проигрыш закончился, Лиля отняла флейту от губ и огляделась. Публика молчала. Даже панки, и те молчали. Слушали. Вот так, в молчании, они собрали инструменты и ушли. Даже пятитысячную бумажку, наверняка брошенную бородатым разбойником из игрового центра, делили без комментариев.
Лишь у метро Сенька спросил ее:
– Проводить тебя? Что-то совсем невесела, подруга.
Она отказалась: не было сегодня настроения ни гонять чаи, ни трепаться. Устала, просто устала. И почему-то казалось, что ее в родной стороне кто-то ждет, только сторона эта не здесь, совсем не здесь.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
