Самое важное в жизни — судить обо всем предвзято. Толпа, какизвестно, обычно ошибается, а каждый человек в отдельности всегда прав.Впрочем, не выводите из этого утверждения правил поведения. Им можно следовать,лишь пока они не сформулированы. На свете есть только две вещи, ради которыхстоит жить: любовь к красивым девушкам, какова бы она ни была, дановоорлеанский джаз или Дюк Эллингтон. Всему остальному лучше было бы простоисчезнуть с лица земли, потому что все остальное — одно уродство. Именно это иявствует из нижеследующих страниц, где рассказана самая что ни на естьдоподлинная история, поскольку я сам сочинил ее от начала и до конца. Но привсем при этом она есть и проекция реальности, однако сдвинутая в инуюплоскость, ухабистую и искривленную, и в ней возникает воспаленная атмосфераперекошенных жизненных обстоятельств. Итак, как видите, если это и прием, товполне приемлемый.
Новый Орлеан, 10 марта 1946 г.
I
Колен заканчивал свой туалет. Выйдя из ванны, он завернулсяв широкую махровую простыню, оставив обнаженными только ноги да торс. Он взялсо стеклянной полочки пульверизатор и оросил летучим ароматным маслом своисветлые волосы. Янтарный гребень разделил его шелковистую шевелюру на тонкиеоранжевые пряди, напоминающие борозды, которые вилкой прокладывает веселыйпахарь на блюдце с абрикосовым конфитюром. Отложив гребень, Колен вооружилсящипчиками для ногтей и косо подстриг края своих матовых век, чтобы придатьвзгляду таинственность. Ему часто приходилось это делать — веки быстроотрастали. Колен включил лампочку увеличительного зеркала и придвинулся к нему,чтобы проверить состояние своего эпидермиса. У крыльев носа притаилосьнесколько угрей. Сильно укрупненные, они поразились своему уродству и тут жеюркнули обратно под кожу. Колен с облегчением погасил лампочку. Он размоталпростыню, стягивающую ему бедра, и кончиком ее принялся удалять последниекапельки воды между пальцами ног. Его отражение в зеркале показалось ему накого-то удивительно похоже — ну, конечно же, на того блондина, который играетроль Слима в Hollywood Canteen. Круглая голова, маленькие уши, прямой нос,золотистая кожа. Он так часто улыбался младенческой улыбкой, что на подбородкеу него не могла не появиться ямочка. Он был довольно высокий, стройный,длинноногий и вообще очень милый. Имя Колен ему, пожалуй, подходило. Сдевчонками он говорил ласково, а с парнями — весело. Почти всегда у него былохорошее настроение, а в остальное время он спал.
Проткнув дно ванны, он выпустил из нее воду. Выложенныйсветло-желтой керамической плиткой пол в ванной комнате имел наклон, и водастекала в желоб, который находился как раз над столом жильца, занимавшегоквартиру этажом ниже. Недавно тот, не предупредив Колена, переставил у себямебель. Теперь вода лилась на буфет. Колен сунул ноги в сандалии из кожинетопыря и надел элегантный домашний костюм — вельветовые брюки бутылочногоцвета и атласную фисташковую куртку. Махровую простыню он повесил на сушилку, аковрик для ног перекинул через борт ванны и посыпал крупной солью, чтобыизвлечь из него воду. Коврик тут же оплевался — он весь покрылся гроздьямимыльных пузыриков.
Выйдя из ванной комнаты, Колен двинулся на кухню, чтобылично присмотреть за последними приготовлениями. Как всегда по понедельникам унего обедал Шик, живший неподалеку. Правда, нынче была еще суббота, но Коленуне терпелось увидеть Шика и угостить его теми блюдами, которые вдохновенностряпал его новый повар Николя. Двадцатидвухлетний Шик был ровесником Колена итоже холостяком, да к тому же он разделял его литературные вкусы, но вот денегу него было куда меньше. Колен же обладал состоянием, достаточным для того,чтобы не работать на других и ни в чем себе не отказывать. А вот Шику каждуюнеделю приходилось бегать к дяде в министерство, чтобы стрельнуть у негоденьжат, потому что профессия инженера не позволяла ему жить на уровне своихрабочих, а командовать людьми, которые и одеты лучше тебя, и едят лучше, весьмазатруднительно. Изо всех сил стараясь ему помочь, Колен под любым предлогомзвал его обедать. Однако болезненное самолюбие Шика заставляло Колена постояннобыть начеку — он опасался, как бы чересчур частые приглашения не выдали егонамерений.
Застекленный с двух сторон коридор, ведущий на кухню, былочень светлый, и с каждой его стороны пылало по солнцу, потому что Колен любилсвет. Куда ни глянешь, повсюду сияли начищенные до блеска латунные краны. Играсолнечных бликов на их сверкающей поверхности производила феерическоевпечатление. Кухонные мыши часто плясали под звон разбивающихся о краны лучей игонялись за крошечными солнечными зайчиками, которые без конца дробились иметались по полу, словно желтые ртутные шарики. Колен мимоходом погладил однумышку: у нее были длинные черные усы, а серая шкурка на ее стройном тельце чудокак блестела. Повар кормил мышей превосходно, однако разъедаться не давал. Днеммыши вели себя тихо, как мыши, и играли только в коридоре.
Колен толкнул эмалированную дверь кухни. Повар Николя неспускал глаз с приборной доски. Он сидел за пультом управления, также покрытымсветло-желтой эмалью, в которой были вмонтированы циферблаты различных кухонныхаппаратов, стоявших вдоль стены. Стрелка электроплиты, запрограммированной нажаренье индейки, дрожала между «почти готово» и «готово». Птицу вот-вот надобыло вынимать. Николя нажал на зеленый тумблер, приводивший в действиемеханический щуп, который легко вонзился в индейку, и в то же мгновение стрелказамерла на отметке «готово». Быстрым движением Николя вырубил энергопитаниеплиты и включил тарелкоподогреватель.
— Будет вкусно? — спросил Колен.
— Месье может не сомневаться, — заверилНиколя. — Индейка откалибрована очень точно.
— А что вы приготовили на закуску?
— Ах, на сей раз я не стал ничего изобретать и занялсячистым плагиатом. У Гуффе.
— Да у вас губа не дура! — заметил Колен. —Какой же пассаж его великого творения вы воспроизводите?
— Тот, что изложен на странице шестьсот тридцать восемьего «Поваренной книги». Сейчас, месье, я вам его прочту.
Колен присел на табурет, обитый пористым каучуком, покрытымсверху промасленным шелком в цвет кухонных стен, и Николя начал читать:
— «Запеките паштет как для закуски. Разделайте крупногоугря и нарежьте его ломтями толщиной в три сантиметра. Положите куски рыбы вкастрюлю, залейте белым вином, добавьте соли, перца, тонко нарезанного лука,две-три веточки петрушки, немного тмина, лаврового листа и зубок чесноку…»Правда, мне, увы, не удалось вырвать его так, как положено, потому чтозубодерные щипцы у нас совсем разболтались.
— Я велю купить новые, — сказал Колен.
Николя продолжал:
— «…Когда угорь сварится, выньте его из кастрюли иположите на противень. Процедите бульон сквозь шелковое сито, добавьте немногоиспанки и томите на медленном огне, пока соус не загустеет. Пропустите егосквозь волосяное сито, залейте им рыбу и кипятите минуты две, не больше. Затемразложите куски угря на паштете, украсьте жареными шампиньонами, в серединувоткните букет из молок карпа и залейте все это оставшимся соусом».
