В это время рядом с нами остановился уазик и водитель спросил, куда нам нужно. Я ответил, и он согласился подвезти нас до самого дома. Не знаю уж, что тут сыграло роль: то ли мое побитое лицо порядочного человека, то ли вид измученной Светланы. Впрочем, я подозреваю, что толкнуло его на такой подвиг, — наше обещание хорошо заплатить.
Около подъезда Светланы нас, к счастью, никто не попытался затолкать в машину, и мы спокойно поднялись к ней на пятый этаж. В квартире нас тоже никто не ждал, даже беспорядок. Бабушка почему-то не кинулась к нам на шею с распростертыми объятиями.
Девушка шепотом предложила мне раздеться и пройти на кухню, что я и сделал. Честно говоря, несмотря на позднее время, я не отказался бы проглотить что-нибудь съестное. В последний раз, помнится, я делал это утром, в гостях у Елены Прекрасной.
Помыв руки, я сел за стол. В это время на кухню вошла хмурая Светлана с листком бумаги в руках.
— Бабушка в больнице, — протянула она мне записку.
На вырванном из записной книжки листочке я прочитал текст, написанный четким, но, как сразу было видно, женским почерком: «Свет! Ба-шку пол. в 23 гор. бол. позв. мне».
Под довольно сдержанным текстом стояла залихватская подпись, именуемая в народе «министерской». Такой подписи, действительно, мог позавидовать любой чиновник, а то и сам президент.
— Вы уверены, что ее положили в больницу?
— Конечно, — снова вошла на кухню Светлана с телефоном в руках. — Саша, позвоните вы, я не хочу с ней разговаривать, — попросила она и принялась на скорую руку сооружать поздний ужин или уже ранний завтрак.
Догадаться, чья это записка и о ком идет речь, было нетрудно, и я набрал номер, продиктованный мне Светланой, что еще раз показало, насколько мало я знал девушку, с которой провел ночь. А Ольгин голос с автоответчика сообщил мне, что хозяйки нет дома и я могу оставить ей сообщение. Я положил трубку и спросил у Светланы, какое сообщение оставить Ольге. Она пожала плечами и предложила мне перекусить.
Во время еды мы молчали. Посмотрев на усталую, опечаленную хозяйку, я не стал докучать ей вопросами. Да и мне не мешало подумать. Несмотря на то, что мне наговорила про Ольгу ее родная сестричка, я все же о ней беспокоился. И не последнюю роль тут играла ночь, проведенная у Лены. Хотя и не первую.
Решив никого сейчас не беспокоить ночными звонками, а начать поиски с утра, я спросил у хозяйки:
— У вас есть будильник? Я хочу встать завтра пораньше.
Она хмуро на меня взглянула.
— Завтра суббота, и все нормальные люди встают попозже. Беспокоитесь за эту мерзавку?
— Нехорошо так говорить о своей сестричке. Она о вас лучше отзывается.
— Отзывается, может, и лучше, а думает хуже. Я же поступаю наоборот.
— Тем более. Я не хочу, чтобы она попала в руки пострадавших идиотов.
— Ничего с ней не случится.
— А вдруг случится?
— Я дам вам будильник, — сверкнула хозяйка глазами, встала из-за стола и вышла из кухни.
Минут через десять она вернулась, сообщила, что постелила мне в гостиной на диване, будильник на столе, и я могу отправляться спать. Тон ее голоса и выражение лица не располагали к шуткам, и я молча повиновался, рискнув лишь пожелать ей спокойной ночи.
Засыпая, я подумал о том, что предыдущая ночь была куда веселей. А еще я успел подумать, что с кубическим коротышкой мне лучше никогда больше не встречаться, и уснул, чтобы тут же проснуться от настойчивого звонка…
6
Кто-то очень умный, кажется Наполеон, сказал, что женщина должна спать шесть часов в сутки, мужчина — семь, а идиот — восемь. Я не Наполеон, не идиот и не женщина. Я спал всего четыре часа, а это половина того необходимого минимума, который требуется для полного восстановления моих умственных и прочих способностей.
Именно поэтому, когда прозвенел будильник и я вскочил, полагая, что это Светлана решила доконать меня, придумав такой изощренный способ, а потом, взглянув на часы, увидел, что на самом деле уже наступило утро, я понял, что сегодня мне действительно не стоит рассчитывать на свои умственные способности, не говоря уже про остальные.
Чувствуя себя немного виноватым из-за своих темных мыслей относительно хозяйки, приютившей меня, я решил ее не беспокоить и тихонько покинуть квартиру.
Беззвучно одевшись, я уже собрался было воплотить свой план в жизнь, как вдруг совершенно неожиданно для себя услышал из кухни требовательный голос:
— Решили смыться, не попрощавшись? Идите сюда.
Пришлось подчиниться. И, войдя на кухню, я увидел стол с завтраком и в придачу хозяйку в роскошном белом махровом халате.
— Не хотел будить вас и поэтому оставил записку. Выглядите прекрасно, несмотря на веселый вечерок.
— Не подлизывайтесь, — хмыкнула она. — Садитесь.
За едой мы обсудили погоду, вспомнили вчерашний день и вечер, которые Светлане уже не казались такими ужасными, и поделились своими планами на день сегодняшний.
После завтрака, пока хозяйка одевалась, я позвонил по известному мне уже телефону Ольги, но безрезультатно. А перед уходом посмел дать Светлане маленький совет:
— Когда вернетесь домой, на всякий случай накиньте цепочку и запритесь на все замки. А если пойдете куда-то, внимательно смотрите по сторонам и постарайтесь входить и выходить из подъезда с кем-нибудь из соседей, желательно вооруженных злющими псами.
Девушка беспомощно посмотрела на меня и жалобно спросила:
— Что же, мне и выйти никуда нельзя?
— Можно. Только осторожно и внимательно глядя по сторонам.
В лифте Светлана, опустив голову, задала мне вопрос:
— Вы позвоните мне, когда найдете эту мерзавку?
— Наверное. Нужно будет устроить вам очную ставку и разобраться, почему и кто вас преследует. Вчера я от вас ничего не добился, а позавчера — от Ольги. Может быть, когда вы будете вместе, мне удастся что-нибудь узнать.
Она сверкнула глазами и ледяным тоном заявила, что не имеет ни малейшего желания встречаться и разговаривать со своей мерзавкой сестрой, особенно после вчерашнего. Но когда мы выходили из подъезда, девушка вцепилась в мой рукав и не выпускала его, пока нам не пришлось расстаться возле метро.
Должен честно признаться, мне не слишком хотелось с ней расставаться. Да, в отличие от Ольги, я чувствовал себя с ней скованно. Не то чтобы я ее опасался, но мне с ней было как-то несвободно, и временами, несмотря на то что она моложе меня лет на пять, я ощущал ее более старшей, но не в смысле возраста, а в смысле ума, жизненного опыта, что ли. С ней я терял естественность, мне хотелось произвести впечатление, а точнее, не упасть в ее глазах или хотя бы удержаться на том уровне, на каком она, как мне казалось, меня представляла. С ней мне было тяжелее, чем без нее. Но все равно расставаться было жаль. И не последнюю роль в этом играл ее голос, который хотелось слушать и слушать, даже не вникая в то, что она говорит. Но как бы то ни было Светлана поехала к бабке в больницу, ну а я, проводив ее, отправился на автобусе к Елене Прекрасной — единственной нашей общей с Ольгой знакомой. А поскольку телефона Лены я не знал, я решил нанести ей визит, надеясь застать там Ольгу…
