Шапочка исчезла из корзины, да и вообще из моего поля зрения. Я, конечно, могла поискать ее в квартире или среди наших вещей, но не стала этого делать: она принесла в нашу жизнь тучу, из-за которой на нас упала тень, а потому мне хотелось, чтобы она исчезла вместе с этой своей тучей. Я больше не упоминала и даже не думала о ней — главным образом потому, что именно из-за нее закончилась наша восхитительная жизнь.
И вдруг, вскоре после инцидента с этой шапочкой, когда мы, как и в любой другой вечер, покупали мороженое, чтобы затем полакомиться им на набережной в ожидании ужина, мы увидели Анну — «ту, у которой есть собака». Я никогда так сильно не радовалась встрече с каким-то человеком. Сначала мы увидели ее пса, а затем и саму Анну, которой, казалось, было суждено внезапно — словно молния — появляться в нашей жизни, где бы мы при этом ни находились.
— Глазам своим не верю! — радостно воскликнула мама, увидев Гуса. — Это ведь собака Анны, да? Гус! — позвала она пса.
Гус неторопливо подбежал к нам, слегка повиливая — видимо, от радости — хвостом. Он наверняка был не меньше удивлен тем, что встретил нас так далеко от тех мест, где привык нас видеть. Мы все четверо встали вокруг него. Он появился рядом с нами весьма кстати. Гус был для нас сейчас своего рода струей чистой воды, которую нам нужно было глотнуть, и дуновением свежего воздуха, который нам нужно было вдохнуть. Упавшая на нас тень, которая грозила омрачать нам отдых до самого последнего его дня, вдруг начала потихонечку исчезать.
— Где твоя хозяйка? — спросила у пса мама.
Гус обернулся и понюхал воздух. Анны нигде не было видно. Мы не давали псу уйти, потому что, раз он находится здесь, с нами, сюда рано или поздно придет и его хозяйка. Мы нуждались в ком-то, кто поговорит с нами и развеет наши мрачные мысли.
Вскоре и в самом деле появилась Анна. Гус вырвался из нашего кольца и бросился ей навстречу.
— Ах ты негодник, я тебя везде ищу! — сказала она, обращаясь к псу, и удивленно посмотрела на нас. — Ой, вот так сюрприз! Самый настоящий сюрприз!
Мы стали чрезмерно бурно выражать свою радость. В обычной ситуации мы явно не стали бы так себя вести. Даже Анхель — и тот весь аж засветился от счастья. Мы предложили Анне поужинать с нами. Она ответила, что находится здесь со своими друзьями и что их нужно поставить в известность. В какой-нибудь другой ситуации мы сказали бы, что не хотим нарушать ее планов, но в этот момент нам нужно было в первую очередь думать о том, как вытащить самих себя из пропасти, в которую мы уже почти начали падать. Отец принялся уговаривать Анну остаться с нами.
Мы в этот вечер пошли не в итальянский, а совсем в другой, гораздо более солидный ресторан, в котором подавали устриц и омаров. Взрослые выпили за ужином шампанского. Наша жизнь, казалась, вот-вот возвратится в нормальное русло. На следующий день Анна уехала. Она сказала, что ее ждет один особый друг и что, возможно, когда-нибудь она нас с ним познакомит. Еще она сказала, что этот ее друг — очень богатый мужчина, с которым она познакомилась в Таиланде, и что, когда их отношения станут более серьезными, она пригласит всю нашу семью к нему домой. Прежде чем расстаться с нами, она сняла с шеи красно-белый платок и дала его мне. На этом платке было написано слово «любовь» на разных языках, но я смогла прочесть его только на испанском и английском.
Начиная с этого момента значительная часть разговоров моих родителей была посвящена тому богатому таиландцу и авантюризму Анны. Мама в глубине души ею восхищалась, потому что в жизни Анны не бывало никаких несчастий и потому что внутри нее не образовывались тучи, бросающие на нас тень и грозящие бурей. Если бы с мамой не произошло каких-то трагических событий, связанных с пресловутой Лаурой, она тоже жила бы беззаботной жизнью — она вела бы себя, как те матери, которые весьма далеки от того, чтобы все время наблюдать за своим ребенком, высматривая, не угрожает ли ему какая-нибудь опасность. Она вела бы себя, как те матери, которые курят с прищуренными глазами, хотя их дети играют рядом с проезжей частью, где их может задавить автомобиль. С этими детьми волею судьбы ничего плохого не происходит, и они дорастают до своего совершеннолетия здоровыми, сильными, уверенными в себе и энергичными.
Дом богатого таиландца находился в Бангкоке. Я представляла его с огромной крышей, прудами, покрытыми водяными лилиями, и статуями Будды в саду. Мама говорила, что поездка в Таиланд будет стоить нам кучу денег, но зато позволит увидеть мир. Она также говорила, что нужно быть отчаянной женщиной, чтобы решиться установить близкие отношения с узкоглазым мужчиной, живущим совсем в другом мире и совсем в других условиях — пусть даже шикарных. Отец в ответ сказал, что человек везде человек — что здесь, что в Китае.
Мы с Анхелем стали тренироваться есть рис палочками, чтобы не выглядеть неуклюжими, когда приедем в Таиланд. Я была благодарна Анне за то, что она, можно сказать, немножко приобщила нас к Юго-Восточной Азии — пусть даже польза от этого заключалась лишь в том, что мы более-менее хорошо провели остаток отпуска. Когда же поездка, о которой мы столько мечтали, так и осталась всего лишь мечтой, мама сказала, что, по всей видимости, роман Анны с азиатом закончился ничем и что лично она не станет напоминать Анне об этом ее провале на любовном фронте.
II
Лес теней и цветов
10
Отец Вероники
Анхель стал уже вполне привлекательным — едва ли не красивым — подростком, когда наша мама заболела. Ему тогда было пятнадцать лет, а мне — семнадцать. Мы привыкли к мысли о том, что, когда он окончательно сформируется физически, то будет уже совсем другим: он раздастся вширь, у него вырастут борода и усы, взгляд станет более решительным, а голос уже не будет похож на голос девочки.
В тот год я, хотя и со скрипом, сдала экзамены конкурсного отбора, дающие право на учебу в высшем учебном заведении, и получила возможность пойти учиться в университет. Я хотела изучать медицину. Через несколько месяцев я уже становилась совершеннолетней — а значит, даже получала право участвовать в выборах. Я тешила себя мыслями о том, что никто — даже мама — больше не сможет навязывать мне свой образ жизни, не сможет мною распоряжаться. Мне в течение уже нескольких лет приходилось жить в непонятной психологической обстановке, и все это ужасно надоело. Я лелеяла мечту, став студенткой, еще и устроиться на работу и снимать квартиру в складчину с какими-нибудь однокурсницами, с которыми мне пока еще только предстояло познакомиться. Это было бы замечательно — жить своей, взрослой жизнью! Я понимала, что, конечно же, будет непросто покинуть «лес теней и цветов», который представлял собой наш дом. К счастью, Анхелю пока что предстояло и дальше жить в этом доме и служить утешением нашим родителям, у которых, к сожалению, и без меня было немало поводов для переживаний. Отец в последнее время все чаще горько сетовал, что цены на бензин взлетели до небес и что находить пассажиров ему, таксисту, стало очень и очень трудно. Иногда он по нескольку часов простаивал с машиной на остановке такси без работы или безрезультатно кружил по улицам, и только в случае очень большой удачи его мог остановить кто-нибудь с чемоданами в руках и желанием побыстрее добраться в аэропорт. Люди стали отдавать предпочтение метро. В общем, получалось так, что мама приносила в семью больше денег, чем отец, и это его очень удручало. Неожиданно ситуация резко изменилась.
