Некоторые современные исследователи, чтобы снять с Сократа ответственность за слова и поступки его ученика, утверждают, что Алкивиад использует приемы софистов. Но те просто играли словами, смешивали общие и частные понятия. И этим запутывали и сбивали с толку простодушных слушателей. Софистические приемы использует и герой аристофановских «Облаков» Фидиппид. Но доводы Алкивиада скроены покрепче простой софистической игры слов. За ними стоит железная логика, которой Периклу, как выясняется, противопоставить нечего. И этой железной логике в тогдашних Афинах Алкивиад мог научиться только у одного человека: у Сократа.
Скрытое обвинение – Алкивиад (плоды хорошего воспитания)
К тому времени, когда Сократ стоял перед афинским судом, Алкивиад уже умер. И, разумеется, не в собственной постели и не в окружении заботливых внуков и правнуков. Бросим беглый взгляд на его извилистый жизненный путь. От природы одаренный умом, красотой, волей и разнообразными талантами – прежде всего талантом привлекать к себе сердца людей (харизмой), он нисколько не сомневался, что создан везде и всегда быть первым. Своим дядей Периклом он искренне восхищался, но считал, что у того есть один существенный недостаток. Перикл всегда обеспокоен тем, как бы отчитаться перед афинянами за те или иные свои решения, в то время как, по мнению Алкивиада, лучше бы он побеспокоился о том, как бы устроить, чтобы вообще ни перед кем ни за что не отчитываться. Пелопоннесская война давала возможность, получив в свои руки командование и отправившись в поход, на какое-то время избавиться от контроля. Стать одним из командующих Алкивиаду было несложно: и происхождение помогало, да и вообще он слыл человеком отважным, с молодости отличался в битвах и был ловок в политических интригах. Но вот беда: любые руководящие должности в Афинах предоставлялись на краткий срок – а то «как бы чего не вышло» (вспомним остракизм). Это Перикл как-то умудрялся год за годом отчитываться перед народом. Алкивиад же этого не любил. Значит, надо заполучить власть на длительный срок. Для этого следует отправиться в дальний поход, который продлится месяцы, а то и годы и во время которого можно попробовать основать где-нибудь за морем собственное государство – и уже ни перед кем никогда не отчитываться. Ему удалось убедить афинян снарядить большую экспедицию на остров Сицилия, против находившихся там богатых и многолюдных Сиракуз – союзника Спарты. Его не смущало, что в товарищи ему дали (для равновесия) политических противников. Во время похода он предполагал взять всю власть в свои руки. Трудно сказать, удалось бы Алкивиаду создать на Сицилии собственную империю или нет. Враги не дремали. Накануне отплытия экспедиции в Афинах были осквернены священные статуи. Пошли слухи о том, что в богохульстве повинны Алкивиад и его безбожные друзья. Скорее всего, это была провокация врагов Алкивиада, но многие поверили клевете – и это тоже характерно для восприятия большинством афинян учеников Сократа. Они так сильно отличались от законопослушных граждан, что их можно было обвинить в чем угодно – народ все равно бы поверил. И вскоре за Алкивиадом отправили специальный государственный корабль с заданием привезти святотатца назад, в Афины: на суд сограждан.
Как законопослушный гражданин, Алкивиад должен был вернуться на родину и принять там все, что присудят ему земляки. Сократ на его месте именно так бы и поступил. Но, как мы помним, Алкивиад считал, что законам, если ты считаешь их несправедливыми, подчиняться глупо. Скорее всего, дело закончится осуждением и, возможно, смертным приговором за несовершенное преступление. А если и за совершенное, то смерть от этого слаще не станет. И он бежал из афинской армии, которая, кстати сказать, без него потерпела катастрофическое поражение и была почти полностью истреблена. Вскоре Алкивиад оказался у спартанцев, которые широко использовали его опыт и советы в войне против Афин. Но у них были свои «харизматики», к тому же Алкивиад отличался слишком независимым нравом и слишком любил роскошь, чтобы ужиться в аскетическом государстве лакедемонян. Он долго скитался по всей Греции, побывал и у персов – и им тоже давал ценные советы о том, как лучше подкупать греков и пользоваться другими их пороками. Затем он организовал собственный флот, создал несколько баз в районе черноморских проливов (в том числе Византий – будущий Константинополь и Стамбул) и стал воевать на стороне афинян – весьма успешно, потому что успел изучить все тактические приемы спартанцев. В конце концов он добился того, что на родине его простили и опять избрали главнокомандующим. Если не доброй славой, то объемом сосредоточенной в его руках власти он затмил знаменитого дядю Перикла (к тому времени давно умершего), но его подвело все то же неумение и нежелание отчитываться перед народным собранием. А враги плели против него интриги, обвиняли во всех военных неудачах и экономических трудностях. И когда против Алкивиада возбудили очередное судебное дело, он опять предпочел не подчиниться законам, а бежать. После многих приключений он – не в первый уже раз – оказался у персов. Но немного не рассчитал: персы решили выдать его спартанцам. Он и тогда не подчинился и не склонился перед чужими законами, как не склонялся перед афинскими. Даже когда бежать было уже некуда, он бросился на преследователей и убил нескольких, прежде чем сам погиб.
Случилось это всего за несколько лет до суда над Сократом. Пелопоннесская война была проиграна, Афины пережили период правления так называемых Тридцати тиранов – марионеточного правительства, которое навязали им победители-спартанцы. Там было несколько человек, в разные годы считавшихся учениками Сократа. Правили они жестоко и без разбору казнили не только неугодных им афинян, но и друг друга.
Всем, кто сидел в коллегии присяжных, было понятно, о какой именно «развращенной молодежи» речь. И старик, стоявший перед судом, по их мнению, когда-то внушил и Алкивиаду, и «тиранам» презрение к отеческим законам. «Вот из-за него-то мы и проиграли войну», – наверное, думали многие. Людям всегда хочется найти того, кто виноват в их бедствиях. И примерно наказать. Наверняка некоторым из судей доводилось прежде слушать рассуждения Сократа. Вряд ли они что-то поняли, кроме того, что Сократ отрицает общепризнанные истины. Все-таки философия – на том уровне, на который ее вывел Сократ, – удел немногих. А большинство видели в нем наставника безбожников и анархистов, разрушивших афинское государство.
Безбожник
Древние греки были язычниками. Они обожествляли природные стихии. И Солнце было богом, и Луна – богиней, и на дне каждого ручейка скрывалось какое-то собственное мелкое божество. Большинство афинян не сомневались в том, что их город основала богиня Афина и выглядит она примерно так, как статуя работы Фидия, стоящая на Акрополе. Боги бессмертны и почти всемогущи, но в остальном очень похожи на людей. Они подвержены страстям, завистливы и тщеславны, любят поклонение, а питаются дымом, поднимающимся к ним с алтарей храмов, где сжигают жертвенных животных. Разумеется, это были народные религиозные представления, к которым «интеллектуальная элита» относилась с иронией, примерно так же, как сегодня она относится к «чудотворным иконам». Но одно дело – иронизировать втихомолку или в компании друзей, а совсем другое – открыто и во всеуслышание. Во-первых, опасно: ведь и Алкивиад бежал к врагам из страха, что его осудят за святотатство. А во-вторых, покушение на государственную религию – это покушение на государственные устои. Как убедить людей, что они должны жертвовать собой ради отеческих законов, если эти законы не имеют божественного происхождения? Потому-то Перикл и махнул рукой на Алкивиада, отчаявшись убедить его в необходимости уважать законы. Дело в том, что и сам Перикл, будучи человеком образованным и умным, не мог верить в антропоморфных богов, в то, что Гера ревнует Зевса к Афродите, а Зевс бегает за каждой юбкой, не важно, на ком она – на богине или смертной женщине. Между прочим, Перикл позволил (а может, и приказал) Фидию изобразить и себя (Фидия), и его (Перикла) на щите Афины в образе мифологических героев. Это тоже граничило с богохульством, за которое Фидию пришлось впоследствии посидеть в тюрьме. По сути, Перикл отличался от своего племянника только тем, что считал законопослушание в большинстве случаев полезным. Для государства в целом. А те, кто понимает условность законов и религиозных установлений, должны держать это при себе – иначе воцарится анархия. Поскольку Перикл не мыслил себя отдельно от своего полиса – Афин, – скорее всего, он предпочел бы скорее уйти в изгнание (как его отец) или даже умереть (как это сделал Сократ), нежели совершить что-то вредное для Афин. Алкивиад же полагал, что жить надо, повинуясь собственным желаниям, которые и есть единственный закон.
