– Хорошо, в следующий раз я не буду готовить. Так лучше?
Хантер не ответил. Он вновь обратил свой взор к фотографиям, которые Эбби так и не собрала. На одном из снимков прекрасная незнакомка была изображена крупным планом. Ее окружали дети.
– Она очень красивая, – сказала Эбби.
– Ее звали Донна, – тихо ответил Хантер.
Звали. Эбби услышала обреченность в его голосе.
Она положила фотографию изображением вниз, стыдясь странного чувства зависти, которое испытала к умершей женщине.
– Не надо было ничего говорить, – заметила она. – Пойду проверю соус.
– Я сделал эти снимки в Сомали, – произнес Хантер, останавливая ее.
– Тебе не нужно ничего объяснять.
– Совсем наоборот. Я думаю, что должен объяснить. Я хочу объяснить.
– Зачем? – удивилась Эбби. – Из-за того, что я поделилась с тобой своей печальной историей? Если причина в этом, то нет никакой необходимости делиться своей в ответ.
– Я знаю, а ты снова поддаешься.
– Я не поддаюсь, просто предлагаю тебе возможность выйти из этой ситуации.
Хантер улыбнулся:
– Вот как. Спасибо.
Эбби почувствовала, как тепло разливается внутри ее.
– Пожалуйста. Мне жаль, что фотографии вызвали у тебя неприятные воспоминания.
– Да уж, это точно. – Он перевернул фотографию и еще раз всмотрелся в изображение. – Это было мое первое задание после несчастного случая с отцом. Я думал, что готов. Я ведь уже видел войну и жестокость. Но эти люди… – Хантер вздохнул. – Когда я путешествовал с отцом, все мое внимание было приковано к его работе. Я был всего лишь ассистентом. А теперь вдруг стал фотографом. Тем самым, который должен договариваться с людьми, взаимодействовать. Предполагалось, что я проведу там пару недель, но я задержался.
– Звучит так, будто это место очень повлияло на тебя.
– Не место, а люди, – ответил он. – Они были так благодарны, с такой готовностью учились всему. Особенно дети. Они, как маленькие губки, впитывали все подряд. Любая мелочь приносила им радость и зажигала огонь в глазах. Это могло быть что угодно. Кусочек шоколада, книжка, даже что-нибудь типа игры в футбол.
– А Донна?
– Донна преподавала в школе. Во втором или третьем классе. Я точно не помню. Может, в обоих. Неважно. Все в школе очень любили ее. Камера тоже любила ее, если ты заметила.
– Поэтому так много ее снимков?
– Ты подумала?.. – Хантер покачал головой. – Нет, между нами ничего не было. По крайней мере, того, о чем ты подумала. Да, она и я…
– Я поняла.
Они встречались, но Донна не стала любовью всей его жизни.
– Так вот, место было особенным. Я привык. Я как будто стал частью большой семьи.
А для человека, совсем недавно потерявшего отца, это было особенно притягательно. Эбби понимала Хантера. Одиночество всегда внушает ужас.
– Там был ребенок по имени Наксар, – продолжал Хантер. – На самом деле уже не ребенок. Он был всего на пару лет младше меня. Он работал в школе сторожем и везде ходил за мной, звал меня «Мистер Хантер! Мистер Хантер!». Он был для меня как ручной зверек. Носил оборудование, помогал его устанавливать.
– Твой первый ассистент? – спросила Эбби.
– Начало очень плохой традиции, – сказал Хантер с улыбкой, которая, как и раньше, не коснулась его глаз. – Хотя стоило бы учиться на своих ошибках. Он взорвал себя во время школьного собрания.
О боже! Желудок Эбби сжался. Взрыв. Фотографии, которые прославили Хантера.
– Тревожных признаков было много, но я был слишком вовлечен во все это, чтобы замечать подобные «мелочи». Я слишком увлекся улыбками детей.
Хантер выудил одну из фотографий из стопки и передал ее Эбби. Толпа, наблюдающая за тем, как два мальчика бегут за мячом. Эбби уже знала, который из них Наксар. Все подбадривали детей, а он стоял вне игры, не зная, что попадет в кадр. Камера Хантера запечатлела его лицо, заледеневшее от ярости. Именно это выражение привлекло внимание Эбби, когда она первый раз смотрела фотографии.
Теперь, зная всю история, Эбби содрогнулась. Было страшно подумать, что один человек мог стать причиной стольких смертей и разрушений. Даже Уоррен, со всеми его приступами ярости, никогда не смог бы быть таким жестоким.
А Хантер, на глазах которого погибли близкие люди… Она даже боялась представить, что он тогда чувствовал.
– Это не твоя вина, – сказала она. Разве не эти слова ей приходилось слышать от консультантов? – Ты никак не мог знать, что он собирается сделать.
– Не моя вина, но моя ошибка.
– Какая ошибка?
– Что я подпустил его слишком близко к себе. Что стал слишком близок ко всем.
– Ты имеешь в виду людей в школе?
Хантер кивнул:
– Поэтому камера должна оставаться между тобой и объектом. Это твой буфер. Она позволяет тебе сконцентрироваться на работе. А я забыл об этом.
– Ты говоришь так, будто привязанность к ним была ошибкой.
– Именно так. Единственное, что меня должно было волновать, – это как сделать хорошие кадры. А все остальное… – Хантер резко замолчал, но Эбби поняла, что он имел в виду.
Он хотел сказать, что ничего не имеет значения, только хорошие снимки. То же самое он говорил и раньше. Ни объект съемок, ни люди вокруг, ни его собственная безопасность. Эбби вдруг поняла, почему он хотел уничтожить эти фотографии. Хантер не пытался похоронить память о женщине. Или забыть свою вину. Он хотел похоронить свои чувства.
Хантер накрыл ее ладонь своей рукой. Ощущение от прохладного прикосновения его пальцев пронзило тело Эбби, напоминая ей, что, пусть даже сердце закоченело, все остальное в ней было по-прежнему живо.
– Ты сегодня без повязки, – заметил он.
– А зачем? – спросила она. – Ты и так знаешь, что там синяки. Какой смысл их прятать?
Повернув ее руку ладонью вверх, он кивнул:
– На твоей коже не должно быть синяков.
Интересно, Хантер чувствовал ее пульс под своими пальцами? Если да, то наверняка заметил, как ускорился его ритм. Так не должно быть. Он просто наблюдал. Не было никаких комплиментов, никаких соблазняющих полутонов. Тело Эбби просто реагировало на нежность. Может, именно ей нужно соблюдать дистанцию? Особенно сейчас, когда Хантер провел подушечкой пальца по ее бешено пульсирующей жилке на руке.
– Ты заслуживаешь всего хорошего, Эбби Грей. Хороших вещей. Хороших людей. Хорошей жизни. Ты ведь знаешь это, правда?
Конечно же она знала. Неожиданный поворот в разговоре не имел никакого смысла. Хантер словно пытался донести до нее какую-то мысль.
