– Ни пуха. Больше мне нечего сказать.
– К черту.
Бози уже оставил свой инквизиторский тон и теперь обращается к ней почти по-отечески, как больше ни с кем не разговаривает. Главное для него, чтобы Белли, его курица, несущая золотые яйца, продолжал работать с его студией – не важно, кому из его подчиненных удастся его ублажить. И если это будет Линда – что ж, тем лучше.
Когда она уже собралась выходить, он окликает ее:
– Если он все же тебя наймет, проси больше. С такими, как Томмазо, можно… – и Бози представляет денежный дождь, который льется в кассу его студии. Но на этот раз он будет щедр к Линде и выплатит ей немалые проценты.
– Он гораздо богаче Гримани и других остатков знати, уцелевших после войны. Так что не стесняйся.
– А что, я когда-нибудь стеснялась? Кстати, если он все же наймет меня, это мой клиент. И я хочу сорок процентов.
Бози не успевает раскрыть рта, чтобы выразить свое недовольство, – Линда не дает ему опомниться: она подмигивает и легко, будто танцуя, выскальзывает из кабинета. Бози не слышит, как она ликует. Внутри у нее будто играет рок-концерт.
Линда забрала кабриолет из ремонта. Макс – гений, он не только вернул к жизни ее «Дуэтто», но и вымыл кузов и салон. Она выезжает по шоссе в сторону Бассано дель Граппа и паркует машину на первой же стоянке, чтобы съесть булочку с начинкой Barbanera, которую она купила в придорожной булочной. Парень на кассе в татуировках посоветовал взять ее как «блюдо дня».
Она выходит из машины, прислоняется к капоту и жадно откусывает булочку, начиненную копченой ветчиной, горгонзолой, артишоками и майонезом. Давненько она не была так возбуждена, и мысли ее возвращаются к тому дню, когда Томмазо, смущенный и испачканный в грязи, надел чужую оранжевую рубашку.
Давно она не была так возбуждена, и мысли ее возвращаются к тому дню, когда Томмазо, смущенный и испачканный в грязи, надел чужую оранжевую рубашку.
Воткнув в ухо наушник от телефона и поедая булочку, вот уже десять минут она слушает причитания графа Пьер Филиппо Гримани, который жалуется, что горизонтальный душ не того цвета, который хотела его жена Николетта. Она решила сегодня дать этому бедняге выговориться – бессмысленно тратить свою энергию на того, кто не ценит твой талант.
Весть о новом проекте будто разверзла пропасть у нее в желудке, вызвав какой-то неестественный голод. Чтобы не испачкать блузку из белого шелка, всякий раз перед тем, как откусить булочку, она наклоняется вперед, но на босоножки все равно падает желтая жирная капля. Линда слушает, как тараторит граф, и каждые восемь секунд с полным ртом вставляет «ага». Она соглашается направить к нему рабочих, чтобы они поменяли душ, хотя сама знает, что это бессмысленная затея. Наконец ей удается завершить этот разговор, и она с облегчением произносит:
– Как же они достали, эти Гримани! – и наклоняется, чтобы салфеткой стереть майонез с босоножек.
Она осушает баночку кока-колы, садится в машину и едет дальше.
Через несколько сотен метров деревушка остается позади. Линда миновала полицейский участок и последний ряд вилл. Еще пара современных домов за бетонными оградами, после чего – только деревенские постройки из камня, которые встречаются все реже и реже, а по сторонам дороги простираются возделанные поля.
Линда наслаждается гармонией формы и цвета, дышит полной грудью, очарованная буйством розовых, белых и желтых красок цветущих деревьев.
Оставив позади поля, она выезжает на проселочную дорогу, узкую и извилистую, которая взбирается на вершину холма, поросшего вековыми оливковыми деревьями. В конце дороги – зеленая калитка из кованого железа с наконечниками в виде стрел, а по бокам – две белые колонны из шлифованного камня. Калитка приоткрыта.
Должно быть, это здесь, судя по виднеющемуся строению. Линда быстро въезжает на своем кабриолете, миновав длинную аллею, усыпанную гравием, по обеим сторонам которой стоят лимонные деревья в терракотовых горшках.
Она будто перенеслась назад на машине времени. Метр за метром перед ней открывается великолепное здание: роскошная вилла в палладианском стиле, с двумя боковыми пристройками, объединенными с фасадом галереей с филенчатыми арками.
Она выходит из машины и тут же невдалеке видит Томмазо, который говорит с рабочими, работающими в саду.
– А это куда? – спрашивает Томмазо у коренастого мужичка, который тащит тачку с гравием.
– Ландшафтный архитектор предложил для этой клумбы вулканический камень, а для другой – белую гальку, – вежливо объясняет тот.
– Ясно… – Томмазо внимательно смотрит на содержимое тачки и говорит уверенным голосом: – Я думаю, что лучше отказаться от вулканического камня. Пусть будет белая галька и кора лиственницы.
Даже в полуспортивном виде: мокасинах на босу ногу, бежевых хлопковых брюках, синей рубашке-поло с коротким рукавом, подчеркивающей его мускулистые руки, он выглядит солидно.
– Что же касается роз, думаю, тут мы пришли к согласию: пусть будут Флора Даника, Тиволи и Ройял Копенгаген, – продолжает он тоном, не допускающим возражений. – И даже не пытайтесь поменять их на другие сорта, я замечу!
Кивнув головой, он дает понять мужчине, что разговор окончен.
– Конечно, синьор Белли, – отвечает тот. – Как вам будет угодно.
Он жестом указывает одному из своих работников выкопать лопатой ямку, куда будут посажены розы Тиволи. Линда уже собирается заявить о своем присутствии, но Томмазо резко оборачивается и опережает ее:
– Здравствуй, Линда, – он пожимает ей руку. – Спасибо, что сразу приехала.
– Не за что, – отвечает она. – По твоему голосу я поняла, что надо срочно приехать.
– Для начала уйдем отсюда.
Он обходит двух рабочих и ведет ее к величественной лестнице, украшенной по краям статуями римских богов. Он немного кашляет, прочищая горло, и говорит:
– Прежде всего я хотел бы извиниться.
– За что? – Линда непонимающе смотрит на него.
– За то, что не обсудил это сначала с тобой, – серьезно отвечает Томмазо. – Просто у меня не было твоего телефона, и я не знал, как еще с тобой связаться. Не мог же я заявиться к тебе домой, правда? Поэтому я обратился к архитектору Бози.
– Не извиняйся. Я очень рада, что ты это сделал, – говорит она искренне.
– Отлично.
Томмазо на мгновение опускает глаза, затем снова смотрит на нее. В ярком солнечном свете его глаза скорее голубые, чем синие.
– Тогда пойдем, – он жестом приглашает ее войти, – я тебе все покажу.
Линда останавливается посредине лестницы и завороженно осматривает виллу.
– Снаружи она выглядит просто потрясающе. Я давно не видела таких хорошо сохранившихся зданий…
Она любуется панорамным видом. Четыре ионические колонны с гладким каркасом задают ритм фасаду, делая его похожим на греко-римский храм.
