Лариска каждый божий день уговаривала Анну пойти в фирму с теми деньгами, которые есть. Но Анна не соглашалась:
— Да не могу я так! — горячилась она. — Пусть даже эти деньги назад не потребуют, но они все равно должны у меня быть! Все до копейки! Понимаешь? Не понимаешь!
— Не понимаю, — кивала Лариска. — Не понимаю, почему ты из-за какого-то паразита должна целыми днями горбатиться. Я же сказала: я с него эти деньги выбью! Обязательно выбью! Эх, жалко, в долг ему уже никто не дает — так бы пошел, занял.
Анна твердо решила заработать недостающую сумму, хотя и понимала, как это будет непросто. Для рубашек был сейчас мертвый сезон, оставалось ждать конца августа — начала сентября, когда, как утверждали соседи по рынку, наступает самая благодатная пора для «рубашечников». Мысль о том, что в Москве придется жить до сентября, поначалу вызывавшая тупое, неудержимое раздражение, в конце концов стала привычной и почти незаметной — одной из многих. Думать об этом было просто некогда.
Переводы давались с трудом, хотя тексты были простыми. Анна обходилась практически без словаря. Сложнее было заставить льющиеся свободным, плавным потоком английские слова так же легко и красиво звучать ло-русски. Русские фразы выходили какими-то корявыми, нескладными или, наоборот, слишком сложными и запутанными. Порой на бумаге появлялись такие словесные каракатицы, что Анна, перечитывая их потом, буквально хваталась за голову.
Лариска убеждала не напрягаться по этому поводу:
— В издательстве сидят такие люди — редакторы. Это их дело — стиль подправлять. Твое дело переводить! И не надо делать чужую работу. Ты здесь сидишь, голову ломаешь, а они на халяву деньги будут получать?
Однако Анна была убеждена: раз уж взялась за перевод, так должна не просто предоставить русский аналог английского текста, но и хоть как-то его литературно обработать.
Оборудовав прилавок, Анна привинтила ножки к табурету, села на него и достала блокнот. Она решила составить наконец небольшой словарик синонимов к наиболее часто встречающимся в очередном романе словам — «томный», «зачарованный», «томительный», «страстный». В Ларискином компьютере была специальная программа, которая выдавала синонимы, но для толстого романа их явно недоставало. Анна начала со слова «страстный»: оно встречалось наиболее часто. «Горячий, пылкий, жгучий, знойный, — записала она, — пламенный, томительный…»
Название романа, который она переводила, дословно значил «Прыжок ягуара». Но «ягуар» больше подходил для какого-нибудь мужского боевика, чем для женского романа. «Прыжок ягуарши» или «ягуарихи» — это звучало смешно и коряво.
— Эй, девушка! Чьи рубашки у вас?
Она подскочила с табурета, на секунду замялась, пытаясь выстроить в уме ответ, в котором бы не прозвучало, что рубашки китайские.
— Их по лицензии делают. Известная английская фирма. Хорошие рубашки, хотите, я разверну, покажу?
Угрюмая, полноватая женщина лет пятидесяти, не обращая на Анну никакого внимания, методично перебирала рубашки на витрине, уродуя аккуратно выложенную «лесенку».
— А делают где? В Китае?
— В Китае, — грустно призналась Анна.
Ей всегда было как-то неловко в этом признаваться, словно в том, что эти рубашки сшиты в Китае, а не в Англии или Германии, была доля ее, Аниной, вины.
— Понятно, — угрюмо хмыкнула женщина и отошла от прилавка.
Артур специально учил ее, как нужно отвечать в таких случаях: «Рубашки английские!» — и все, ни слова больше. И в принципе это была правда — рубашки действительно принадлежали английской фирме. О том, что они сделаны в Китае, можно было просто не уточнять. А в фирме, где Анна брала их на реализацию, предупреждали, что лучше говорить, что рубашки шьют в Москве, по английскому заказу. Потому что, честно говоря, на английские они ну совсем не тянули.
Но Анна никак не могла заставить себя произнести эту простую и, в общем-то, безобидную ложь. И ведь самое главное, что обмана-то никакого нет: люди и сами видят, что рубашки китайские. Но скажи им об этом — не купят. А скажи, что английские, — купят.
Анна прекрасно понимала — это что-то вроде игры. «Я покупаю не китайскую рубашку, — говорит себе покупатель, — я покупаю английскую, качественную. А в том, что она оказалась китайской подделкой, виноват не я, а продавец, который меня обманул». И все равно она никак не могла заставить себя играть в эту игру.
— Ань, тебя что, за язык опять тянут? Что ты покупателей распугиваешь? — весело спросила молоденькая крашеная блондинка, торгующая напротив джинсами.
Анна неопределенно пожала плечами. Что она могла ответить?
Мимо прилавка прошла женщина с девочкой лет семи. Девочка шла широченными шагами, держась руками за две свои тощие косички и оттопыривая их в стороны.
— Тебе еще раз повторить? Прекрати кривляться, я тебе говорю! — прошипела мама и, схватив девочку за руку, так резко притянула к себе, что та едва не упала.
Анна вспомнила о Наташке. Опять одна сидит, Лариска наверняка уже убежала в свою фирму.
Больше всего во всей этой истории Анне было жаль дочку. Раньше, в Шацке, они жили одной, общей жизнью, а теперь Наташа — лишь частица ее жизни. И девочка чувствует это. Все реже она беззаботно щурится и весело болтает ногами, когда сидит за столом. С каждым днем все отчаяннее прижимается к матери, когда та приходит с работы.
«Наверняка думает, что я меньше стала ее любить. — Анна опустилась на табурет, взяла с прилавка блокнот. — „Прыжок ягуара“. Ягуарши? А может, „Томительный прыжок“? Нет, „Страстный прыжок“. Господи, какая глупость! Чем я занимаюсь? Что я здесь делаю? А Наташка там одна…»
Каждый день Анна приносила дочери в подарок «киндер-сюрприз». Наташка меньше радовалась каждому шоколадному яйцу с пластмассовой коробочкой внутри, чем раньше. Целовала маму в щеку, потом собирала новую игрушку, ставила в шкаф, к остальным, и больше к ней не притрагивалась.
Да что там! Раньше у них были одни игры, одни сказки. А теперь, когда она спрашивает, возвращаясь домой, во что Наташка играла, та и объяснить толком не может. Детские игры нельзя рассказывать — в них нужно играть. И играть вместе.
Взглянув на часы, Лариса с ужасом поняла, что опаздывает: было уже почти десять. Пока до метро доковыляет, а там еще до «Боровицкой» минут пятнадцать — в лучшем случае. А на такси еще дольше получится — по центру-то. Ну вот всегда у нее так! Только найдет перспективное место, договорится о встрече — обязательно что-нибудь помешает! На этот раз проспала. Анна разбудила ее, когда уходила, но коварная мыслишка о том, что время есть и минут пять можно еще подремать, естественно, взяла верх в отчаянной борьбе со здравым смыслом. Когда Лариса открыла глаза — было уже полдесятого, Наташка тихо, как мышка, собирала на полу мозаику.
И теперь Лариса отчаянно металась между кухней, ванной и комнатой, пытаясь успеть одеться, накраситься, что-нибудь перекусить, да при этом еще и не слишком опоздать. Эту фирму Лариса нашла через приятеля Артура, который замолвил словечко какой-то своей знакомой. И с Ларисой согласились встретиться. Если подойдет — внесут в картотеку, а это уже что-то! Фирма обеспечивала переводчиками прибывающих в Москву иностранцев. Без знакомых, просто с улицы, в такие фирмы можно даже не соваться. А так есть шанс.
