Книга Маленький мудрец - Борис Штейн

В читальном зале городской библиотеки имени Куприна было тихо и пусто. Две девушки, по виду – студентки, и один пожилой скромно, но опрятно одетый человек – и все. Поэтому, когда я появился, ко мне вышли из-за стойки, выслушали меня и обещали помочь. Вскоре мне принесли несколько газетных подшивок. Я, отодвинув в сторону стул, стал за стол и принялся за работу.

Материалов о скинхедах было довольно много, и все они были какими-то куцыми: бесстрастная фиксация событий и изредка – многозначительные недомолвки.

И лишь в одной газете…

В газете под названием «Свежая газета»… За подписью одного и того же автора…

За подписью автора Н. Конопелько… Первая статья – «Смерть ученого». Подзаголовок: «Бритоголовым можно все!»

Вторая: «Самый гуманный суд в мире. По отношению к убийцам и другим нацистам».

В первой статье сообщалось, что такого-то числа в своей квартире убит видный ученый-этнограф профессор Данила Яковлевич Грищук. Сообщалось о его международном авторитете и о прекрасных человеческих качествах. Сообщалось и о том, что он был чуть ли не единственным экспертом в судебных процессах, связанных с разжиганием национальной ненависти. И что через две недели как раз должен был состояться такой процесс… В общем, этот процесс состоялся, но состоялся без эксперта. Потому что эксперта заблаговременно убили. Стреляли через дверь из обреза. Обрез бросили на лестничной площадке. Сыщикам было известно, что стволы у винтовок наладились отпиливать в молодежном обществе «Фюрер». Прокуратура, однако, возбудила уголовное дело по статье «Непреднамеренное убийство».

Так что на судебном процессе по поводу беспорядков на Царицынском рынке эксперта по национальным вопросам не было. Он отсутствовал по обстоятельствам непреодолимой силы. Так и было записано в протоколе. Юных громил и убийц, как мне уже было известно, в общем и целом отпустили. Статья «Самый гуманный суд…» была написана с пафосом и заканчивалась такой фразой: «В стране, где главным всенародным праздником является день Победы над гитлеровской Германией, пышным цветом расцветает молодой фашизм, и нет сил объяснить правоохранительным органам, что дважды два – четыре». Я записал фамилию журналиста, собирался было вернуть подшивки, когда наткнулся на совсем недавнее сообщение. Мосгордума внесла в Госдуму проект закона о запрещении фашистской символики. Госдума отклонила законопроект солидным большинством голосов.

Вот так.

Трудно встретить лилипута, гуляющего по оживленным улицам города. Лилипут обычно целеустремленно перемещается из одной точки пребывания в другую, спеша попасть в то место, где будет защищен от любопытных взглядов. Ведь человек прогуливается по улице, бульвару или парку для того, чтобы отдохнуть, расслабиться, отвлечься от забот. А какой может быть отдых, если ты постоянно привлекаешь к себе внимание, словно актер, играющий бесконечную роль в театре с бесконечным зрительным залом! Поэтому, выйдя из библиотеки на Пушкинскую площадь, я решительно спустился в подземный переход и засеменил к станции метро «Тверская». Я уже подходил к турникету, когда кто-то тронул меня за плечо.

– Молодой человек, я хотел бы с вами поговорить.

Я оглянулся. Это был тот самый скромно, но опрятно одетый пожилой мужчина, которого я приметил в читальном зале.

– Да, пожалуйста, – ответил я. Не в моем положении было отказываться от каких бы то ни было контактов.

– Здесь мы будем привлекать внимание.

– Что вы предлагаете?

– Пройдемте, пожалуйста, в мою машину.

Я, конечно, знал, что правила безопасности жизнедеятельности не рекомендуют садиться в машину к незнакомому человеку. В особенности в таком довольно криминальном городе, как Москва. Но подумать здраво – что с меня ваять? Денег и ценностей при мне нет. Одежда моего размера? Сексуальные домогательства? Бред, бред. Одним словом, я кивнул и вскоре оказался в видавшей виды «Волге», припаркованной возле комбината «Известия». Незнакомец сидел на водительском месте, я – рядом. Он достал сигарету:

– Вы не возражаете?

Я пожал плечами.

Он закурил, аккуратно пуская дым в окошко.

– Вас, простите, как зовут? – спросил он вежливо.

– А вас? – не менее вежливо спросил я.

– Допустим, Семен Семеныч.

– Допустим, Валерий.

– Вы, Валерий, чем занимаетесь?

– А вы?

– Скажите, а почему вы на каждый мой вопрос отвечаете встречным вопросом?

– Семен Семенович, ведь вы остановили меня, а не я вас. Так что по всем правилам вам следует представиться первому.

– Вы что, будете учить меня правилам поведения?

– Да нет… – я пожал плечами и потянулся к двери. Он опередил меня, нажал на кнопку запора замка.

– Ладно, вы правы, – сказал он, сделав над собой усилие. – Но я ничем сейчас не занимаюсь. Я – в отставке. Просто я оказался свидетелем того, чем вы интересовались в библиотеке.

– И что?

– Вы не удивились, что вам так быстро принесли подшивки?

– Действительно, быстро.

– Знаете, почему?

– Почему же?

– Потому что перед вами я интересовался этими же материалами. Вы только повторили мой заказ. И я хочу спросить: почему вас интересуют скинхеды?

– А вас?

По-моему, по его лицу пробежала нервная судорога. Он спешно полез в карман куртки за сигаретой и закурил. Попыхтел, попускал дым в окошко.

– Хорошо, ваша взяла. Я… неравнодушен к этим ребятам.

– Я тоже…

– Правда?! Я так сразу и подумал. Я с некоторыми знаком лично. Это герои. И за ними, это, как его, будущее. Они – спасение нации.

– Нации?

– Да, – произнес он торжественно. – Русской нации. Вот вы – русский?

– Как вам сказать… Мама русская. А отец…

– Мама! – перебил он. – Национальность определяется по матери. С молоком матери ребенок воспринимает ее душу. Русскую душу! Среди больших политиков – всем известный сын юриста. Но он, это, как его, русский патриот, душа у него русская. А это-то и важно. Это важно осознавать, чтобы противостоять ползучей оккупации инородцами.

Первым моим порывом было бежать подальше от этого маргинала. Но я почувствовал толчок в груди – как сигнал искать следы на этой территории. Я только переспросил:

– Оккупации инородцами?

Он выдвинул пепельницу, аккуратно загасил недокуренную сигарету и посмотрел на меня внимательно. По-моему, мой рост, мое лилипутство он уже не замечал. Он искал мой взгляд. Мой понимающий взгляд. Мне подумалось, что ему сейчас, как наркоману доза, нужна аудитория. Хотя бы такая миниатюрная. За неимением гербовой пишут на почтовой.