Марьяна сидела на бревне и перебирала просо. Низкий потолок нависал над самой головой, дым от большой печи выходил прямо в маленькое оконце, дощатый пол не давал промерзнуть зимой, из мебели в избе были только лавки, за перегородкой кудахтали куры и изредка мычала корова – обычная курная изба, жилище довольно неуютное, но теплое и русскому человеку привычное.
Варвара вытащила из-за печи корзину и сунула туда сверток с приготовленными яйцами, брюквой, огурцами и краюхой хлеба.
– Опять по ягоды? – закудахтала Марьяна. – Плохо ты ягоды ищешь, мало находишь. Надо бы мне тебе показать, как искать. Ягоды растут там, где… Ну, в общем, долго объяснять. Уметь их собирать надо. А ты не умеешь, поэтому тебе их лучше не собирать. Сколько ты за ними ходишь. Лучше б по дому что сделала. А вот я эти ягоды…
– Ох, ладно. Мне нравится по ягоды ходить.
– Все вечерами по лесу шастаешь. Сожрут тебя волки. Да и Ефим беспокоится, спрашивает – куда это ты все ходишь. А я ему так и сказала, что ты ягоды не умеешь собирать. Не обижайся, но ты правда ягоды не…
– Я пошла!
Когда Варвара вышла, Марьяна посмотрела ей вслед и покачала головой:
– Эх, опять ягод не соберет. Не умеет… Варвара любила лес, наслаждалась им, будто пила его, как прохладную воду в жаркий полдень. Она любила бьющую в глаза зелень листьев, любила бархатную мягкость мха, бездонную голубизну неба. Ласковое солнце обливало своими лучами ее лицо, придавало силы. Она не боялась леса, не могла себе представить, что ее может ждать здесь какая-то беда. Не страшилась ни ям, ни болот, ни лесного зверя. Волков люди отогнали в чащу, но пару раз она все-таки встречала их. Помнит, пересеклись их взоры, постояли немного зверь и человек, глядя друг другу в глаза, и разошлись. Учил Варвару один человек, как со зверьем обращаться. Главное, в мыслях зла не держать, и даже волчья душа это почувствует. Правда, водится в лесах зверь и пострашнее волка – это человек.
За спиной ее послышался треск. Она обернулась и увидела, что на поляну, до которой она дошла, выходит огромный лось. Он уставился на девушку. Та сделала шаг к нему. Зверь отпрянул, но остался на месте.
– Ну что ты, сохатый, – она улыбнулась и медленно пошла к нему. Лось неотрывно смотрел на нее, но неожиданно успокоился. Она похлопала его по шее.
– Красивый… Красивый, сохатый.
Варвара не торопилась. А куда спешить? Вот и сосновый бор, дальше идет бурелом – повалило невиданной силой лес. В эти места обычно никто не забредает, поскольку пользуются они дурной славой, а тут же под боком и Мертвые болота. На болотах, говорят, нечистые на свои шабаши собираются, и оттуда ни за что живым не выберешься. И разбойники, которые в последнее время кровь всем портят, ходят слухи, там хоронятся. Не иначе с чертом договор заключили, что тот их не трогает?.. Хотя мальчишка-спаситель на продавшего чертям душу вовсе не похож.
Пробравшись через гнилые коряги, поросшие поганками, Варвара перепрыгнула через быстрый ручей и вышла на небольшую поляну, окруженную кустарником и могучими деревьями. В центре ее – почерневшая полуразвалившаяся избушка, которая, казалось, стояла здесь от Рождества Христова. На нескольких кольях, вогнанных в землю, висели глиняные горшки. Воображение тут же подсовывало мысль, что и не горшки это вовсе, а черепа легкомысленных путников, которых заманила сюда нечистая сила, чтобы полакомиться человечинкой. И что под избушкой курьи ноги, и что живет в ней самая настоящая Баба Яга, а может, какое-нибудь другое чертово отродье, о котором немало порассказали Варваре с детства и в существовании которой она не сомневалась ни на миг.
Варя толкнула расшатанную, потрескавшуюся дверь и шагнула за порог. Из-под ног, мяукнув, скакнул и уселся на балке под потолком большой полосатый котяра. Внутри изба была как изба – печь, лавка, глиняная посуда на полках, вилы и лопата в углу.
– Есть тут кто? – крикнула Варвара.
Никто не отозвался.
Варвара шагнула к печи, погладила пальцами стоящее на лавке около нее большое серебряное блюдо с замысловатым орнаментом и незнакомыми письменами – подобные вещи могли быть только в богатых домах, и им совершенно нечего делать в таких вот нищих и заброшенных лачугах. Тут Варвара вздрогнула.
Сзади заскрипели ступеньки, и свет в избе померк – это проход заслонила огромная, широкоплечая фигура. От нее веяло силой и тайной.
– Что тебе, красна девица, надобно в жилище моем?
Голос был низок, груб, и в нем ощущались нотки угрозы. Вряд ли можно ждать чего хорошего, услышав такой голос.
– Заблудилась я, – жалобно всхлипнула Варя. – Места дурные, знаю их плохо. Вывел бы ты меня, мил человек, отсюда, дело доброе сделал.
– Если заблудилась, то на веки вечные здесь останешься – не отпустит тебя лес, закрутит, заморочит. Будешь отныне здесь жить да о человечьем житье-бытье мне рассказывать. Так и пройдет жизнь твоя, а я потом следующую пигалицу такую дождусь.
– Ох, страшные вещи говоришь ты, – начала Варя, нахмурившись, но не выдержала и рассмеялась. – Ох и весело, дед Агафон, с тобой!
– И с тобой, пигалица, тоже.
– Вот поесть тебе принесла.
Она протянула хозяину избы корзину с едой. Он развернул сверток, поинтересовался содержимым и произнес сухо:
– Для мудреца пища истинная – слово Божье да раздумья об истинах высоких и важных. Кто плоть свою смирит, лишь тот Слово постигнет.
После этих напыщенных слов он взял брюкву, посолил грубой солью и с удовольствием съел…
Год назад занесло Варвару по глупости в Мертвые болота, провалилась в трясину, в мыслях уже с жизнью распрощалась, вот тут и появился огромный, с развевающейся седой бородой старик. Могучими руками обломил он ветку, к удивлению Варвариному, попросил у дерева прощения, после этого подал ее утопающей. С трудом, но вытянул он девушку, едва сам не утопнув, и отвел ее в эту самую избушку. Там, трясущуюся, продрогшую гостью напоил каким-то отваром, который сразу успокоил ее и прогнал дрожь. Затем старик погладил Варвару теплой и на удивление мягкой для лесного жителя ладонью по голове, и девушка провалилась в черный, без мыслей и сновидений, сон. Проснулась она полностью здоровой. А потом повадилась ходить сюда.
Откуда взялся здесь Агафон, кем он был раньше и даже что представлял из себя теперь – об этом Варвара могла только догадываться. Лет ему было уже немало – но сколько? Пятьдесят? Или больше? Варвара не знала, но порой ей казалось, что он стар как мир. А порой, что молод, как она сама. Телом он был необычайно силен, а еще сильнее умом. Спроси кто Варвару, что она думает о нем, сказала бы сразу, что человек этот православный, может быть, даже почти святой, живущий отшельником и думающий об одном – как бы лучше мир этот да Слово Божье постичь.
Молился Агафон денно и нощно за матушку-Русь, иноземцами, несправедливцами жестокими да войной и голодом истерзанную. Без устали бил поклоны, целовал образа, взывал к Богу. Варваре порой приходило в голову, что Агафон не всегда похож на истинного отшельника – в глазах его горел веселый огонь, был он не прочь пошутить, беззлобно подначить. Суровости, угрюмости и неприступности, которые полагаются истинному отшельнику, в нем не водилось. Зато были доброта и любовь к каждому человеку и ко всему живому – будь то хоть букашка, хоть дерево. Не горел он большим желанием усмирять плоть – всегда был доволен, когда Варвара приносила ему вкусную еду. Тогда он «вводился в грех» и предавался чревоугодию.
