– Вы красивая женщина, – произнес Тринити, продолжая держаться за седло. – Только ненормальный мужчина не почувствует влечения к вам.
– Я не это имела в виду, – с раздражением продолжала она. – Я говорила о том особом влечении, которое возникает, когда вы хотите больше узнать о человеке. Это приводит к тому, что мысли о нем все время вспыхивают у вас в голове. Вы постоянно гадаете, а что он сейчас делает, о чем думает... Но ведь такое наверняка случалось с вами раньше.
– Вы имеете в виду, как это было у вас с вашим мужем?
Он не смог бы лучше остановить ее напор, даже окати он ее ведром воды. Виктория отвернулась и снова уставилась вдаль.
– Нет, так не было. Мне было шестнадцать лет, и мой отец умирал. Нужно было решать мое будущее. Отец выбрал богатого красивого молодого человека и спросил меня, что я думаю о замужестве с ним. Ему был двадцать один год. Он был обаятельным, бесшабашным... Мне он казался замечательным. Я знала, что так и должно быть. Только выйдя замуж за Джеба, я поняла, в какой ад угодила.
Тринити мог представить себе Викторию, беззащитную юную жену, которую терроризирует пьяница-муж. Опасное чувство симпатии разгоралось в его груди.
– Не думаю, что нам стоит слишком много размышлять насчет всякого там притяжения, – промолвил он.
Виктория круто обернулась к нему:
– Это почему?
Тринити знал, что лучше всего было бы ему вскочить в седло и поскакать на ранчо, предоставив ей самой найти дорогу домой. Он был дурак, что вообще позволил делу зайти так далеко.
– Предположим, что я в вас влюбился.
– А вы смогли бы?
– Мэм, любому мужчине было бы трудно не влюбиться в женщину с вашей внешностью.
– Я ничего не говорю о своей внешности, – поправила его Виктория. – Я говорю – в меня.
Тринити сосредоточился на том, чтобы крепко держаться за седло.
– Я ведь, мэм, не знаю вас по-настоящему, но полагаю, это было бы не слишком трудно. В любом случае мы отошли от моих доводов. Предположим, что забрел сюда пастух вроде меня и влюбился в вас по уши. Ваш дядя и Бак положат этому конец еще до того, как вы успеете глубоко вздохнуть.
– Предположим, что я влюблюсь в такого пастуха?
Любой пастух, который чего-то стоит, перевернет небо и землю, чтобы сделать ее своей женой. Но сказать этого ей он не мог.
– Они не приняли бы это.
– Даже если бы я сказала им, что люблю его и никогда не полюблю никого другого?
Ее глаза никогда еще не были такими синими и такими искренними.
– Особенно если бы вы это сказали.
– А что, если бы я решила убежать с ним?
Она не знала пощады.
– Он бы не допустил этого... если бы действительно любил вас.
– Почему?
Она подступила ближе, но Тринити ухитрился держать между ними своего коня. Она смотрела на него поверх седла.
– Потому что пастуху было бы нечего предложить такой женщине, как вы.
– Но все, чего бы я хотела, так это самого пастуха.
– Он захотел бы дать вам весь мир. И его убивало бы то, что он этого не может. Это было бы хуже, чем просто отвернуться от вас.
– Как глупо! – Ее досада была почти ощутима. – Только мужчина может решить покинуть женщину лишь потому, что не может дать ей то, чего, возможно, она даже и не хочет.
– Не просто какую-то женщину, Виктория. Вас!
– Женщина не стана бы так рассуждать. Пока она может быть с мужчиной, которого любит, остальное не имеет значения.
Тринити было трудно ей не поверить. И все же он никак не мог забыть, что ее обнаружили с револьвером в руке над телом мужа.
– Не все женщины таковы. Некоторые больше ценят то, что мужчина может им дать, чем самого мужчину.
– Но если мужчина любит женщину по-настоящему, он может почувствовать разницу.
– Не всегда. Любовь делает ужасные вещи с мужским разумом.
– Не представляю себе, что она могла бы долго влиять на вас.
– Что ж, пожалуй, нынче не так, как когда-то.
– Но все еще немножко может?
– В сочетании с мучительной физической потребностью...
– А вы мучаетесь?
– Мэм, задавать такой вопрос нечестно. Как могу я быть рядом с вами и не испытывать подобной потребности?
– Мужчина испытывает потребность в женщине вообще, но томится лишь по одной определенной.
– Откуда вы знаете?
– Женщины чувствуют то же самое.
Тринити так крепко сжимал седло, что костяшки его пальцев побелели.
– А вот что точно не следует делать, так это бросаться мужчине на шею. Он может это не так понять, – предостерег ее Тринити.
– Возможно, он поймет ее именно так, как надо.
– Мэм, женщине вроде вас нужно точно знать, что она предлагает, прежде чем показать мужчине свою заинтересованность в нем. Как только он узнает, что она доступна, решения начинает принимать он.
– Это несправедливо.
– Может, и так, но игра ведется именно по этим правилам. А теперь втяните рожки и перестаньте меня дразнить. Я понимаю, что вы просто пытаетесь подчинить меня, чтобы я занялся для вас этим расследованием. Позвольте помочь вам сесть на лошадь. Нам пора в дорогу.
С трудом расслабив мертвую хватку на седле, он обошел своего коня и положил руки Виктории на талию, чтобы подсадить ее. Однако она не шевельнулась.
– Почему вы считаете, что это все, в чем я заинтересована?
Тринити помедлил.
– Это все, что я могу предложить.
– Вы не правы, Тринити. Я действительно хочу, чтобы вы мне помогли, и я действительно пыталась вас уговорить... Но это не все, что вы можете мне предложить.
– Чем скорее я верну вас домой, тем скорее смогу сунуть голову в ведро с холодной водой.
Он снова сделан попытку поднять ее в седло. И снова она не шевельнулась. Он отчаянно ощущал свои руки на ее талии. Это интимное прикосновение почти лишало его самоконтроля.
– Зачем вы хотите это сделать? – поинтересовалась Виктория, и в голосе ее прозвучали удивление и смех.
– Нет ничего лучше холодной воды, когда мужчине нужно охладиться и прийти в себя. Начать думать трезво.
Тринити уже не понимал, нужно ли ему убрать руки или все же попытаться вновь посадить ее в седло. Однако поскольку ему нравилось ощущать их там, где они находятся, он их там и оставил.
– Я хочу заключить с вами сделку, – предложила Виктория. – Если вы перестанете разыгрывать бродячего ковбоя и разговаривать так, словно никогда не заглядывали в книжку, я не стану пытаться уговорить вас взяться за мое дело.
