Вторник, 19 июля 1988 г.
2.00 ночи.
В заброшенном канализационном коллекторе, превращенном Хризалис в потайной вход во «Дворец», застоявшийся воздух густо вонял гнилью и плесенью. Темноту и покой здесь нарушали лишь свет от фонарика Бреннана да редкие звуки, которые он издавал, прокрадывась во «Дворец». Вот и боковой туннель, о котором упоминала Хризалис. Ему послышалось в нем какое-то движение, но он решил, что сейчас не время для праздного любопытства.
Канализационная труба выводила в сооруженный позднее туннель, а он выводил в темную, располагавшуюся в подвале кладовку. Та была забита ящиками с разными напитками, алюминиевыми пивными бочонками, картонными коробками с картофельными чипсами, крекерами, свиными шкварками и тому подобной снедью.
Бреннан бесшумно прошел через кладовку и поднялся по лестнице на второй этаж. Он постоял, выжидая, но не увидел, не услышал и не унюхал чего-то, что указывало бы на то, что во «Дворце» еще кто-то есть. Он и не предполагал кого-то здесь встретить. Когда он добрался до двери, ведущей из коридора в офис Хризалис, им овладела странная нерешительность.
Он осознал, что, как только он увидит ее кровь на стенах, отпадут всякие сомнения в том, что Хризалис мертва. Она многое свое хранила в себе для себя одной, чтобы привлечь его любовь, но все же он делил с ней и постель, и кое-какие тайны. Он знал, что под ее холодной внешностью скрывается женское одиночество. Он ее так и не полюбил, хотя мог бы. И не смог этого забыть. И это его терзало – будто боль от открытой кровоточащей раны.
Он помнил офис Хризалис, полутемный, тихий, полный очарования. Волшебный восточный ковер на полу, книжные шкафы во всю стену заставлены томами в кожаных переплетах – Хризалис и в самом деле их читала, – солидная меблировка – дуб и кожа, темные, с пурпурным рисунком, викторианские обои. Комната пахла Хризалис – ее экзотическими франжипановыми духами, ее любимым «Амаретто». Это был уголок покоя, и ему ужасно не хотелось видеть его превращенным в место, где царят разрушение и смерть. Но он обязан. Сделав глубокий вдох, он сорвал опечатывающую дверь ленту и вошел в офис.
Все оказалось еще хуже, чем он ожидал. В комнате царил полный разгром. Ее огромный дубовый письменный стол лежал на боку, отброшенный на полкомнаты от своего обычного места. Ее кожаное кресло уничтожено. Ее книжные полки оторваны от стен, и книги разбросаны по полу. От кресел для посетителей остались лишь щепки. Ее деревянные шкафы с папками перевернуты, их содержимое разбросано по полу и по разбитой мебели. И, хуже всего, небольшие, трудно различимые на фоне рисунка обоев пятна крови по низу стены за тем местом, где находилось ее кресло.
Бреннану не раз приходилось сталкиваться с разрушениями, но вид разгрома здесь наполнил его гневом. Он утихомирил гнев, затолкал его глубоко внутрь, превратил в саднящую занозу где-то в глубине организма. Сейчас не время предаваться эмоциям. Возможно, позже он и выпустит их наружу, но сейчас нужен холодный бесчувственный разум. Не зная, что могло бы послужить ключом, он постарался как можно более детально запомнить увиденное, чтобы потом при надобности воспроизвести его в сознании.
Бреннан оставил офис, запечатлев его в памяти. Он не в состоянии был вынести тесноту туннелей под улицами. Ему нужен был глоток чистого свежего воздуха, если можно так вообще говорить о воздухе, наполняющем город. Подходя к лестнице, ведущей на первый этаж к выходу, он услышал вдруг голос, который менее всего рассчитывал услышать когда-либо вновь, голос, шепчущий из тьмы лестничной клетки.
– Йомен, – прошептал он, посылая дрожь вдоль его спинного хребта. – Я тебя жду. Иди в мою комнату. Жду тебя там, мой стрелок.
Это был ее голос, голос Хризалис, ее характерный, почти что британский акцент. Мгновение он постоял не двигаясь, но более из темноты не доносилось ни звука, не чувствовалось и никакого движения.
Бреннан не верил в привидения, но с дикими картами почти все возможно. Может быть и так, что Хризалис и не убита вовсе, может быть, все это на самом деле изощренная какая-то комбинация, разработанная самой Хризалис с одной ей ведомой целью. Как бы то ни было, он не мог просто так уйти. Достав из набедренного кармана скорострельный браунинг, он бесшумно, кошачьим манером, двинулся вверх по лестнице.
Дверь в спальню Хризалис была открыта, и, выглянув из-за косяка, он обнаружил, что кто-то здесь побывал перед ним. И этот кто-то явно, не скрывая этого, что-то искал. Кровать Хризалис с балдахином была перерыта, матрас порван. Все ее викторианские портреты сорваны со стен, как и старинные зеркала, серебристые осколки которых усеивали пол. Хрустальный графин с ее ночного столика лежал на полу разбитый. Его место заняла проволочная маска.
Бреннан вошел в комнату и в смятении осматривался. Когда он добрался до разгромленной кровати, из дверей гардеробной, где хранились недешевые одеяния Хризалис, показалась массивная фигура. У существа было прекрасное женское лицо, но черты его были как будто искажены хронической болью. Тело, вырисовывающееся под черным до полу плащом, выглядело огромной глыбой. И под этим плащом что-то двигалось. Что-то вертелось и перекручивалось, как будто в районе груди и живота был привешен мешок со змеями. Незваный гость тут же остановился и уставился на Бреннана, тот в ответ уставился на него и выставил пистолет.
– Ты – Чудо-Юдо, – вымолвил наконец Бреннан.
– А ты кто?
– Ты меня не знаешь. Называй меня Йоменом.
