– Вот. И я знаю, что к моей загорелой коже больше идут холодные тона. Так что повесь красную обратно. – Она взяла ярко-голубую блузку. – Я примерю вот эту.
Мелани просияла. Дарби оскалила зубы в улыбке. Она была готова врезать своему «личному консультанту по стилю», если та похлопает ее по какой-либо части тела. В конце концов, ей было не два года. Хотя именно так она и чувствовала себя здесь.
– Я подожду снаружи.
– Давай, – процедила Дарби, втайне надеясь, что та заблудится где-нибудь в обувном отделе и можно будет сбежать отсюда в ближайший парк на пару часов. По крайней мере, чтобы не слушать больше эту музыку.
Вместо этого Дарби, как маленькая добрая Золушка, сделала то, чему ее учили в последних одиннадцати магазинах, – огляделась в поисках работницы, помогающей покупателям примерять одежду. Теперь она знала все об иерархии в этих универмагах. Выбранные за чувство вкуса, приученные быть незаметными, служащие следовали за покупательницами, надеясь оказаться хоть сколько-нибудь полезными, и без конца приносили одежду других размеров и расцветок. Дарби прикинула: как бы они справились с выгребанием навоза из стойла? Вот эта помощь ей была бы очень кстати.
К счастью, ни одной продавщицы Дарби не заметила. Возможно, из-за того, что она неподобающе выглядела. Несмотря на новый макияж и прическу, одета она была как обычно. За исключением некоторых изменений интимного характера. О некоторых изменениях интимного характера она тщетно пыталась забыть.
Хотя, надо признать, даже грубый материал джинсов приятно скользил по гладкой коже. Она подумала о шелке и неожиданно поняла, что разглядывает витрину с нижним бельем Напротив.
Взволнованная странным чувством, похожим на сильное желание, она заглянула в примерочную и крикнула:
– Э-эй!
Просто чтобы убедиться, что поблизости не было продавщиц, жаждущих ей помочь. Дарби была уверена: их натаскивают сидеть в засадах по углам. Все одинаково подстрижены, в форменных туфлях и обтягивающих юбочках.
Нет ответа. Дарби с облегчением вздохнула. Она спокойно пойдет в одну из этих комнаток и переоденется сама. Как взрослая. Примерочные в этом магазине были очень приятными, с толстыми панельными дверьми. Несколько минут наедине с собой. Рай!
Она направилась в конец коридора и толкнула последнюю дверь. Заперто. Нет, она не позволит этим пронырливым помощницам обнаружить себя. Дарби вытащила кредитку из новенького кошелька – в заднем кармане джинсов не следовало носить ничего, даже денег. Зачем тогда карманы? Непонятно. Она уставилась на кредитку и вздохнула. Потом вставила ее между дверью и косяком и нажала, проклиная замок. Так можно и лак с ногтей содрать.
– Боже правый, что же они со мной сделали! – прошипела девушка.
Неужели это она волнуется из-за лака. Разумеется, это потому, что они бы заставили все переделать, если бы откололся хоть один кусочек. И выслушать еще одну лекцию по уходу за кутикулой.
– Что ж, «Бланка-дель-Кармен номер восемь», лучше продержись до конца недели, – проговорила Дарби, – потому что я скорее умру, чем позволю снова этим садистам приблизиться ко мне и моей кутикуле с этими ужасными пилками и ножничками.
Она снова надавила на кредитку, выругавшись, потому что шелковые блузки начали падать с вешалок на пол. Пытаясь их удержать, Дарби подпрыгнула, роняя все вещи, как вдруг кто-то сказал у нее за спиной:
– Могу ли я вам помочь?
«Определенно современный магазин», – только и успела подумать Дарби. Продавец был мужчиной. Может, уловка в том, что, если мужчина будет восхищаться покупательницей, та выберет себе больше одежды?
Дарби постаралась успокоиться. Хорошо еще, что ее застукали за взламыванием пустой женской примерочной, а не пускающей слюни у мужской, как какую-нибудь деревенщину, которой она, в сущности, и была. Она начала отступать и оправдываться.
– Вы действительно думаете, что эти двери должны быть заперты? – начала Дарби, размахивая ворохом шелковых рубашек. – Честно говоря, вы же не думаете, что ваши клиентки... Шейн?
– Привет.
Эта улыбка, воспоминания о которой не давали девушке спать спокойно все эти дни, была ничуть не менее притягательной, чем прежде. Может, даже еще больше.
– Распродажа будет просто феерической, если кто-нибудь вроде тебя будет шататься по дамским примерочным, – пробормотала Дарби себе под нос. Да тут через час останутся только пустые вешалки. Начиная с нижнего белья.
– Я ваш личный помощник. – Шейн взял одну блузку и провел по ней кончиками пальцев. – Отличный выбор. Помочь вам примерить?
– Я, э-э-э... – От его взгляда и от того, как он коснулся шелка, из ее головы вылетели все остроумные ответы. Сама мысль о том, что шелк и его грубые мозолистые руки одновременно ласкают ее кожу, заставила Дарби онеметь. Даже задержать дыхание. Он выхватил кредитку из ее пальцев, другой рукой, полуобняв Дарби, дотянулся до дверной ручки и, не сводя с девушки глаз, распахнул дверь.
– После тебя, – сказал Шейн. В его глазах были озорные искорки и... еще кое-что.
Дарби кашлянула, прочищая горло, и поняла, что умрет без глотка воды. Или без него.
– Я, э-э-э...
– Знаешь, я думал, Мерседес и остальные позаботятся о твоем дефекте речи прежде, чем выпускать на публику.
Он откинул с ее лица светлую прядь волос, которые теперь были чуть ниже плеч.
Впервые за все время, с тех пор как Андре, один из великих парикмахеров «Хрустальной туфельки», чуть поведя густыми бровями, отхватил восемь дюймов ее волос, не спрашивая разрешения, Дарби не захотелось горевать по поводу прически.
– Очень мило. – Он коснулся пальцами ее волос почти так же, как до этого шелка. – Хотя мне они больше нравились совсем светлыми, выжженными солнцем.
– Более темный оттенок, – выдавила она. Шейн удивленно поднял бровь, и Дарби добавила: – Одна из многочисленных пыток, на которую с радостью идут женщины, – пояснила она. – Они даже платят за это.
– Темный оттенок, – повторил Шейн, пропуская кончики ее волос между пальцев. – Просто темнее выглядят.
Дарби наконец улыбнулась.
– Очевидно, оттенок был слишком светлым.
– Серьезно? – спросил он с усмешкой.
– Так мне сказали.
– Очаровательно. Но это не ты. Почему-то эти слова возмутили девушку, хотя, по идее, должны были польстить. Но потом она согласилась с ним. Всем сердцем.
– Я им за это плачу. Чтобы не быть собой.
И не вести себя, как я. Не ходить, не говорить и не думать, как я. Она подавила тяжкий вздох.
Они постепенно переместились в примерочную, и дверь за ними закрылась.
– Знаю. Я просто хочу сказать, что они портят всю красоту. По крайней мере, для меня. – Шейн придвинулся ближе.
