Звонок. Окрыленная Флоранс вытаскивает телефон из сумочки.
— Алло.
— Флоранс, это Николя!
— Николя! Ты где?
— Это я у тебя должен спросить…
— Ни за что не догадаешься! Я только что вышла из автобуса. Я в К.!
Молчание. А Флоранс чувствует себя так, будто только что сошла с американских горок.
— Надеюсь, ты шутишь, — произносит наконец Николя.
— Я хотела устроить тебе сюрприз. Ты написал, что любишь меня, и я подумала, что ты обрадуешься, если я приеду, а потом я подвернула ногу, мне холодно и…
Остаток фразы тонет в рыданиях, но Флоранс не прерывает разговор, она цепляется за трубку как за соломинку. Сейчас он ей все объяснит. Иначе и быть не может…
Но в ответ она слышит смех. Николя смеется над ней, над ее нелепой уверенностью в том, что ее любят, желают и ждут. Идиотка! Шофер садится за руль и опять знаком приглашает ее в автобус. Флоранс ковыляет к нему, она уже плохо соображает, смех Николя доконал ее, но внезапно Николя перестает смеяться.
— Ты что, плачешь?
У Флоранс нет сил ответить.
— Быстро садись в автобус, — командует Николя. — Это последний рейс до Москвы.
— Не переживай, уже села. — Икая от слез, Флоранс падает на ледяное сиденье.
Он высмеял ее! А теперь прогоняет! От отчаяния ее может спасти только гнев.
— Такого мерзавца, как ты, я в жизни не встречала! — вопит она, не обращая внимания на шофера, который обеспокоенно поглядывает на нее в зеркало заднего вида. — Как я сразу не поняла? Два дня назад ты отправил мне сообщение, а международной связи у тебя нет, значит… Грязный лжец!
— Но… не сердись! Ты неправильно поняла. Я был уже во Франции, когда отправлял сообщение!
— Во Франции? Почему не предупредил? — Флоранс вдруг бросает в жар. — А сейчас ты где?
— Чего ты кричишь? Я отлично тебя слышу. Москва — это не край света. Сейчас я стою под твоей дверью и жду, когда ты мне откроешь.
— О нет… Ты тоже решил меня удивить, — лепечет Флоранс, едва не падая в обморок от счастья.
— И это доказывает, что мы созданы друг для друга.
— Скажи еще раз, что любишь меня.
— Я люблю тебя, Флоранс. И очень жду.
— Я не знаю, когда ближайший самолет.
— Не волнуйся. Я не сдвинусь с места. Буду ждать сколько потребуется.
— А не замерзнешь? — шутливо осведомляется Флоранс.
— Может быть. Немного. Надо было все-таки взять твои ключи!
В автобусе, направляющемся из К. в Москву, сидит молодая женщина. Ей холодно, у нее распухла лодыжка, но она улыбается. Время от времени шофер поглядывает в зеркало на свою единственную пассажирку, и ему хочется улыбаться вместе с ней. Иногда ее губы шевелятся, и шофер слышит фразу, одну и ту же, смысл которой он не понимает, но, как музыкальный мотив, она западает ему в память. Позднее он с гордостью припомнит свои первые слова, выученные по-французски, и вместо «здравствуйте» будет приветствовать ошарашенных туристов такой фразой:
— Всему есть объяснение.
8. Образцовая жена
Элиза закрыла дверь. Его шаги затихали на лестнице. Спасена! С каким достоинством она напомнила ему, что за пятнадцать лет супружества ни разу не изменяла мужу!
Он вызвался проводить Элизу до ее комнаты, взвалив на себя слишком тяжелый для нее груз — спящего ребенка. Она сочла такое поведение вполне естественным, ведь он был старинным приятелем ее мужа. Пока они, стараясь не шуметь и переговариваясь шепотом, пробирались по темным комнатам, у нее и мысли не возникало… И то, как он сдунул с ее обнаженного плеча комара, подозрений не вызвало — что тут особенного? Просто галантный мужчина, а знаки внимания с его стороны — не более чем дань ее зрелой красоте. Как бы то ни было, его мальчишеский смех и исходивший от него запах старых газет симпатии у Элизы не вызывали. Он носил слишком яркие для своего возраста рубашки и пользовался тональным кремом, но эти ухищрения никого не могли обмануть: от него за версту несло аккуратненькой старой девой.
В Авиньон Элиза приехала на выходные, на свадьбу одной давней подруги, — там они и встретились. С собой она прихватила десятилетнего сына, не расстававшегося с книжкой. Маленькую Люси оставила с мужем, так же как и плод примирения — младенцев-близнецов, которые вот уже полгода наотрез отказывались спать. Свадьба была для Элизы возможностью перевести дух. Целых три дня ей не придется подавлять инстинкты детоубийцы.
Жюли, новобрачная, приходилась Элизе подругой детства. Их дружба завязалась в танцевальной школе, точнее, в раздевалке. В то время они делали первые грациозные шаги навстречу звездному будущему — так, по крайней мере, думали их матери. Жюли и впрямь удалось покорить Парижскую оперу, правда, в роли артистки кордебалета. Элизе же после падения с велосипеда оставалось всю жизнь лелеять миф о загубленной карьере. Но в душе она прекрасно понимала, что, как бы ни отличилась в танцах, ее настоящим призванием было преподавание литературы. Только на этом поприще она могла добиться успеха, что, если разобраться, не так уж плохо.
Выйдя замуж за танцовщика, Жюли раз и навсегда покончила с детской мечтой о собственном блестящем будущем. В церкви под строгим взглядом гипсовой Девы Марии она светилась счастьем, а Элиза, наблюдая за венчанием, тщетно искала в своем измученном сердце крохи той восторженной влюбленности, которую она испытывала пятнадцать лет назад. Тогда она тоже сказала «да», и на то у нее были веские причины. Только вот какие, вспомнить бы…
Из церкви отправились на свадебный прием. Элиза чувствовала непривычную легкость. За полгода детская двухместная коляска стала чуть ли не продолжением ее тела, и теперь она не знала, куда девать руки, отвыкшие от свободы и безделья. Взгляды мужчин говорили, что она еще способна нравиться.
Танцевала Элиза с удовольствием, сперва немного неуклюже, изящество движений она давно принесла в жертву практической пользе. Затем прованское вино и подзуживание старых друзей сделали свое дело. Элиза осмелела, она меняла партнеров, брала их под руку, впитывала чужие запахи — словом, предавалась невинным развлечениям. Флиртовать она даже не думала, ни на секунду не забывая, что она замужем. Этот статус, с трудом завоеванный, теперь тщательно оберегался и определял решительно все в ее жизни. На медленный танец с Жан-Мишелем она согласилась лишь при условии, что он не будет прижимать ее к себе чересчур крепко. Важность этой просьбы Элиза замаскировала шутливым тоном, но Жан-Мишель был не дурак. Он посмеялся над ее застенчивостью, спросил, чего она боится, но во время танца исполнял волю партнерши так старательно, что Элиза даже немного обиделась. Надо же, какой обходительный! Жан-Мишель был не очень красив, не очень молод, зато всегда подтянут и любезен — из тех, кто никогда ни с кем не конфликтует, ревниво оберегая свой покой. Идеальный кавалер для дамы, которая хочет сохранить репутацию верной жены, но не прослыть при этом ханжой.
