Если, в глазах Зоры, и было что-то хуже ненавистной ей нетерпимости, так это была именно терпимость. Фио научилась не принимать всерьез все, что говорила ее подруга. Кроме Фио у Зоры не было друзей. По двум причинам: во-первых, потому что она всех ненавидела; а во-вторых, потому что слишком многие хотели бы ее любить. Она была богата, красива, как стивенсовская «мадемуазель из Роана», и благожелательна по натуре своей, что из скромности и стыдливости всячески прикрывала редкой зловредностью.
У Фио имелась своя теория относительно Зоры. Она пришла к выводу, что ее подруга несла в себе ненависть всех несчастных. Множество организаций и всяких там матерей терез выступают от имени несчастных и обездоленных, так нуждающихся в деньгах, любви, дружбе, образовании… Их страдания выглядят трогательно и жалостливо, но кто расскажет об их ненависти? Зора была единственной, кто осмеливался ненавидеть без всяких на то религиозных или политических предлогов. Она отстаивала право на ненависть всех тех, кто не имел возможности сам заявить о ней во всеуслышание. Она говорила от имени подавленной грусти, горечи и унижений. Она была рупором всех тех глупцов, которые ненавидят то, что хотели бы любить, ненавидят, потому что это им недоступно. Ненависть — это способ утешиться, примириться с тем, чего у тебя никогда не будет. Зора пылала ненавистью не за себя, а за других, то есть ненавидела она в некотором роде из альтруизма.
Девять лет она проработала моделью в знаменитом агентстве «Licetheli». Красуясь на подиумах и журнальных страницах, она получала деньги, которые ей платили за красоту. Это было не слишком утомительной профессией, она не была обязана быть красивой постоянно. Она знала, что под видом жажды товаров, которые она рекламирует, публика скрывала безумное желание обладать ею. Женщинам вовсе не хотелось носить устрашающие наряды от известных кутюрье, нет-нет, это слишком смешно. Им хотелось надеть на себя ее самою, вытряхнуть из нее все кишки и внутренности, выскрести начисто и влезть в ее кожу, как в комбинезон. И, конечно, они купят всю эту одежду — высохшую кожу, сброшенную змеей после линьки, но в их кошельках лежат наточенные ножи мясников. В один прекрасный день Зора решила, что более не желает походить на идеальную женщину, подретушированную компьютером, и питать фантазии мужчин и женщин. Она отказалась от должности красавицы. Бесцеремонно разорвав все контракты, Зора неожиданно обнаружила в себе особый талант: она оказалась прирожденной скандалисткой. Если кто-то упрекал ее, что она плюет в суп, которым кормится, — она отвечала, что эти плевки лишь прелюдия к потоку скопившейся в ней рвоты, которой, как она надеялась, должно было хватить на всю профессию.
С тех пор Зора стала образцовым воплощением духа противоречия. Она была сторонницей охоты, корриды, ядерных испытаний, телесных наказаний, курила все, что курится, — сигареты, сигары, траву, активно выступала против демократии, анархии, аристократии, монархии и диктатуры. Чтобы не терять времени, скажем просто, что она была против всего и вся. Она любила чай и поджаренные хлебцы с соленым маслом и апельсиновым повидлом — этого ей вполне хватало, чтобы считать себя исключительно благовоспитанным человеком.
Зора умела потрясающе ненавидеть, столь талантливо, элегантно и легко, словно божьей милостью была наделена этим даром. Способность из числа феноменальных, подобно ясновидению: даже если она не знала человека, еще до встречи, до разговора с ним, она уже его ненавидела, как бы заранее. Эта предусмотрительность являлась предметом ее особой гордости. Зора в каждом умела найти что-нибудь отвратительное, умела ловко распутать золотые нити, прикрывающие гнойные мешки, погребенные в сердцах большинства людей, полные лживости и лицемерия. Любое проявление ее ненависти, как дорогой бриллиант, получало достойную оправу, каждому новому своему «герою» она возводила целый пантеон из нечистот, все имели у нее право на памятник себе в виде статуи, достойной работ Донателло[9], отлитой из гнили и испражнений.
Зора оказалась вундеркиндом ненависти, гением презрения, Моцартом и Эйнштейном отвращения. С тех пор как Фио встретила Зору, она чувствовала себя практически нормальной. На фоне подруги Фио, считавшая себя циничной, необщительной и резкой, выглядела хрупким полевым цветком.
Вместе они обнаружили, что дружба способна придавать физическую реальность их словам, которые отпечатывались в окружавшем их воздухе, получая своеобразную магическую власть. Их отличало друг от друга лишь разное чувство юмора, предохранявшее их от связи, которая легко могла бы стать интимной.
Зора жила исключительно по ночам, будто являясь сном Фио. Бросив работу манекенщицы, все свое время и средства она посвящала крестовым походам против раздражавших ее вещей. То есть практически против всего. Так, например, Зора терпеть не могла автомобили, но и разных там «зеленых» жаловала не больше, а потому сконструировала загрязняющий атмосферу велосипед. К простому черному велосипеду голландского производства с высокой рамой она прикрепила дизельный моторчик, который не приводил в движение колеса, ибо единственным его предназначением была выработка густого тошнотворного дыма. В отдельной папке Зора хранила вырезки статей, в которых рассказывалось о ее подвигах, таких как массовая установка автоматов по продаже презервативов в домах и храмах Ватикана. Было бы ошибкой думать, что она принадлежит к какому-либо лагерю, например антиклерикалов (верующие и атеисты вызывали у нее равное отвращение): просто те, кто аплодировал ее акциям, раздражали ее больше всех, и обычно именно они становились ее следующими жертвами. С неизменным стремлением к беспристрастности Зора была не за кого, а против всех.
В начале осени, узнав из репортажа о хипповском папе ЛСД Тимоти Лири, что он просил заморозить его голову после смерти и разослал повсюду флакончики своей крови в надежде, что однажды воскреснет или же будет клонирован, Зора пришла в тихое бешенство, шокированная его глупостью и манией величия. Словно генерал, разрабатывающий широкомасштабную военную операцию, она вывесила карту, на которой флажками отметила места, где хранилась кровь Лири. И начала настоящую партизанскую войну. В октябре она вывела из строя систему охлаждения бостонского хранилища «Techgen»; в ноябре выкрала драгоценные капли крови из швейцарского центра «GenOlife». Она рассчитывала, что на операцию «Лири» ей потребуется еще около полугода. Финальным аккордом должно было стать похищение из криогенного хранилища лос-анджелесского института «Turtle» замороженной головы бывшего хиппи. Зора еще не решила, скормит ли она ее свиньям или закопает где-нибудь на свалке.
Все эти спецоперации занимали лишь часть ее времени. Она рассказывала о своих подвигах Фио, а та подавала ей новые идеи.
Ночью их дружба принимала более безмятежный вид. Они смотрели сериал «Супершар», главные герои которого — эксцентричные поборники справедливости, — используя ультрасовременный воздушный шар в качестве средства передвижения, по всему миру боролись с преступностью.
Время от времени Зора и Фио устраивали себе вечеринки, во время которых упивались алкоголем всех цветов радуги, укуривались самыми разнообразными сигарами, объедались фаст-фудовской пищей и сладостями от «McFlurry» до «M&M’s» и наслаждались фильмами Басби Беркли и База Лурмана. Эти празднества носили официально зарегистрированное название Токсичных Вечеринок.
