— А меня зовут Шульц, — сказал голубоглазый, повернувшись к Лейле, и та увидела, что он старше, чем ей показалось поначалу. — Ты живешь в одном из прицепов? Я часто там бываю, когда стемнеет, но тебя никогда раньше не видел… Ну что, я сделаю кофе… Может, ты тоже хочешь…
Он выудил из рассыпающейся свалки банку с остатками коричневого порошка, бутылку воды и чайник, пристроил между сиденьями газовую плитку, подперев ее рычагом переключения скоростей. Пока вода уютно булькала, Лейла, уставив черные глаза в блекло-голубые глаза Шульца, простодушно рассказала ему, кто она такая и как она решила уехать с… тут она немного поколебалась, потом сказала «с другом…», и как все сразу же плохо обернулось. Про своих преследователей она сказала Шульцу, что это старые знакомые, которые на время ее приютили, ну да…надо быть осторожнее…но они начали к ней приставать, да, потому что надрались в стельку…и хотели затащить ее в свою мерзкую постель!
Согнувшись вдвое и яростно ударяя кулаками по рулю, Шульц издал нечто напоминающее мучительно затянувшийся глухой лай. Успокоившись наконец, он провел ладонями по лицу и сказал:
— Словом, ты сбежала! Детский поступок! А родители? У тебя ведь есть родители, и они волнуются! Ну что ж, в конце концов, кое-чему это тебя научило, ты поняла, что уже не ребенок… Когда я тебя подобрал, за тобой гнались парни… Ты мне скажешь, что, может, этим двум бородатым без разницы, ребенок ты или нет… Ну, давай, пей кофе. И осторожнее, этими стаканчиками можно пальцы обжечь.
— Мы должны были поехать на юг, сначала в Марсель, где у моего друга есть знакомый в одном баре, потом в Испанию, а оттуда в Танжер… У него были деньги. А я бы потом заработала. Я толком не знаю, о чем он думал, но мне бы еще хотелось уехать одной, и уехать далеко, поглядеть на мир… Понимаете?
— Я прежде всего понимаю, что планы вроде твоего никогда ни к чему хорошему не приводят. Хотя попробовать надо… Мало ли что… Столько всякого плохо кончается. Или, вернее, в любую минуту может не так обернуться. Вот только что для этих двух крутых парней тоже все не так обернулось. Не так, как они хотели. Да, стоило посмотреть, как они бесились!
Шульц засмеялся и снова закашлялся.
— Вы больны?
— Грудь саднит. И жар у меня. Надо бы купить аспирин.
Он объяснил Лейле, что у него нет никакого крова, кроме этой машины. Тот еще приют…
— Надо бы хоть проветрить здесь, — сказала Лейла, — и прибрать немного. Вся машина провоняла!
Она уже перелезла через спинку и устраивалась на переднем сиденье. До этого она кое-как расчистила себе местечко, стараясь не опрокинуть плитку, на которой стоял чайник. Салон заполнялся паром. Шульц, так и не выпутавшись еще из одеял и многослойной одежды, ощупал собственную черепушку, поспешно сдернул шапочку и горестно покачал головой. Они выпили кофе, обхватив податливые стаканчики обеими руками, чтобы вобрать в себя побольше тепла. Тучные белые бабочки садились на ветровое стекло и медленно там умирали, лепясь одна к другой. Вскоре их стало так много, что они заслонили собой безобразный пейзаж, состоявший из бетона, ржавчины и разнузданных надписей.
— И куда ты теперь собралась? — спросил Шульц.
— Наверное, поеду в Марсель одна. Я знаю, как называется этот бар: «Восточный»… «Восточный Бар»… Там я найду старого друга Карима, дядю Джо.
Лейла, до тех пор чем-то очень озабоченная, внезапно расслабилась и сказала:
— Я доберусь автостопом. А там посмотрим. Мне обязательно надо уехать! Я больше не могу торчать на одном месте. Мне все равно торопиться некуда…
— Если хочешь, могу тебя немного подвезти. Мне тоже некуда спешить! Так почему бы не покатить к югу — все лучше, чем кружить здесь. Хотя бы настолько, насколько хватит этого чертова мотора. И до тех пор, пока мне будет на что купить бензин!
— Прежде всего мне надо забрать рюкзак. Он остался в прицепе.
— У этих двух бандитов?
— Днем они спят… А выспавшись, отправляются обделывать свои делишки. На самом деле они не такие ужасные. Помню, когда я была маленькая, они мне казались красивыми, намного красивее, чем мои братья…
— Ты была в них влюблена?
— Не знаю…
— Тебе и в голову не приходило, что они превратятся в эти кучи мяса, замаринованного в красном вине! Вот видишь, внешность тоже меняется…
На заснеженную площадку с трейлерами они въехали вскоре после полудня. Земля побелела, навесы, крыши, брезент, железо, доски, мусор, выломанные из машин сиденья — все сделалось белым, чистым, опрятным, приятно однообразным. Но все было погружено в глубокую спячку мертвых вещей и окоченевших тел, тел, отогретых дешевым вином и снова окоченевших.
В нескольких метрах от промерзшей, заиндевелой будки братьев Костелло Шульц выключил мотор и немного выждал. Он уже хотел выйти из машины, но очередной приступ кашля придавил его к сиденью. Не переставая кашлять, он удерживал за рукав Лейлу, которой хотелось покончить с этим делом и немедленно забрать свои вещи. Пунцовый и несчастный, он снова надвинул на брови шапочку и сказал:
— Сиди, я сам схожу. Ты говорила, серый рюкзак… И спальный мешок? Больше ничего?
Глаза у него странно блестели. В них были решимость, настоящее веселье и беспредельная ярость. Готов на все. Легкий. Твердый. Ему было почти хорошо. Опять что-то происходило.
Он замолотил кулаками по расшатанной двери. Ответа не последовало. Возможно, прицеп был пуст. Тогда он пинками и ударом плеча вышиб дверь, сорвав хлипкую задвижку, которая упала на ступеньки. Он видел в кино, как это делается, но сам никогда не пробовал, а сильный жар еще усиливал ирреальность этой сцены. Внутри нестерпимо воняло застоявшимся табачным дымом, блевотиной, слежавшимися отбросами.
Поперек матраса вповалку лежали две раздутые туши, лица были покрыты зарослями шерсти, руки-ноги перепутаны, ладони, долго стискивавшие горлышки бутылок, в конце концов раскрылись и выпустили добычу. Шум выдернул братьев Косто из беспробудного пьяного сна, и вот они уже, чертыхаясь, приподнимаются, видят Шульца посреди своего логова, их налитые кровью глаза злобно сверкают, кулаки сжимаются. «Какого черта, какого черта?» — хором твердят они. Еще несколько секунд — и оба колосса, должно быть, проспиртовавшие свои силы для лучшей сохранности, уже стоят на ногах, застегивая штаны, встрепанные и чуть пошатывающиеся, но готовые к драке.
Шульц сразу приметил спальный мешок Лейлы, оставшийся лежать на полу подобно куколке, из которой выпорхнула бабочка. Он поспешно затолкал в рюкзак кое-какие валявшиеся рядом вещички и крепко прихватил все это левой рукой. Когда близнецы с ревом кинулись на него, он, не раздумывая, правой рукой схватил за горлышко полупустую бутылку и с невероятной силой метнул ее в лицо тому из братьев, который выглядел более устрашающим. Тот взвыл, согнулся пополам, схватился за голову.
Второй нападавший оторопело смотрел, как рухнул брат-близнец, а Шульц тем временем подобрал с пола какую-то здоровенную рукоять и, тоже взревев, размахивал ею. Он сам удивился, что может так орать и, прямо как в кино, крутить над головой эту железную штуку. Несмотря на явную опасность, он смотрел на это со стороны, как на представление! Он понимал, что изображает драчуна, но был уверен, что, если потребуется, хладнокровно врежет по морде этому патетическому исполину.
