Мама не раз рассказывала нам историю о цикаде, сидящей на дереве. Она стрекочет, пьет росу и не знает о богомоле, который притаился поблизости и уже заносит лапку, чтобы убить ее. Но богомол не подозревает о том, что за ним сидит иволга. Птица вытягивает шею, чтобы поймать богомола себе на обед, не зная, что мальчик бродит по саду с сетью для ловли птиц. Три создания — цикада, богомол и иволга — жаждут наживы, не подозревая о великом неизбежном зле, которое подстерегает их.
Вечером того же дня Китай и Япония обменялись первыми выстрелами.
Белые цветы сливы
На следующее утро, 14 августа, мы просыпаемся от того, что на улице шумят люди и животные. Мы раздвигаем занавески и видим, что мимо дома текут людские потоки. Интересна ли нам их судьба? Нет, мы слишком поглощены размышлениями о том, как выгоднее истратить имеющийся у нас доллар — сегодня мы планируем пройтись по магазинам. Это очень важное дело: нам, красоткам, необходимо одеваться по последней моде. Мы с Мэй выжали все что могли из западных нарядов, которые нам оставил Старый Лу, но нам необходимо соответствовать новейшим веяниям. То, что будет в моде осенью, нас не интересует, потому что художники уже рисуют календари и рекламы на будущую весну. Как изменятся западные наряды в следующем году? Появятся ли пуговицы на манжетах, укоротится ли подол? Будет ли декольте глубже, а талии — уже? Мы решаем отправиться на Нанкин-роуд, посмотреть на витрины и попытаться представить себе, что придумают дизайнеры. Затем заглянем в галантерейный отдел универмага «Вин Он», чтобы купить ленты, кружева и другие мелочи, которые пригодятся для обновления нашего гардероба.
Мэй надевает бледно-голубое платье с узором из белых цветов сливы. Я выбираю широкие брюки из белого льна и темно-синюю блузу с короткими рукавами. Все утро мы разбираем шкафы, пересматривая то, что у нас осталось. Мэй — мастерица часами выбирать подходящий шарф или сумку, сочетающуюся с туфлями, поэтому она диктует мне, что нам надо купить, а я записываю.
Во второй половине дня мы прикалываем шляпы и берем с собой зонтики от солнца. Как я уже говорила, в августе в Шанхае ужасно жарко и влажно, а плотный слой облаков действует подавляюще. Сегодня, впрочем, солнечно, хотя и жарко. На улице было бы даже приятно, если бы не толпы людей. Они тащат с собой корзины, цыплят, одежду, еду и старинные столики. Сыновья и мужья ведут бабушек и матерей с перебинтованными ногами. Братья, как носильщики, волокут переброшенные через плечо шесты, на концах которых — корзины с их младшими братьями и сестрами. В повозках едут старики, больные и калеки. Те, кто могут себе это позволить, наняли кули, чтобы те несли их сумки, ящики и чемоданы, но большинство людей — бедняки из деревни. Наняв рикшу, мы с Мэй с облегчением отделяемся от этой толпы.
— Кто это? — спрашивает Мэй.
Мне приходится задуматься — так далека я от всего, что происходит вокруг. Я задумалась над словом, которое мне раньше не приходилось произносить.
— Беженцы.
Услышав это, Мэй хмурится.
Из моего рассказа получается, что это оказалось для нас полной неожиданностью, но так оно и было. Мэй не обращает внимания на то, что происходит в мире, я разбираюсь в этом чуть больше. В 1931 году, когда мне было пятнадцать, недомерки вторглись в Маньчжурию с севера и установили марионеточное правительство. Год спустя они пересекли Сучжоу и вторглись в район Чапэй, прямо напротив Хункоу, где мы живем. Сначала мы решили, что это фейерверк. Папа взял меня с собой в конец северной Сычуань-роуд, и мы увидели, что там происходит в действительности. Ужасно было смотреть, как взрывались бомбы, но еще хуже — видеть приезжих, которые как ни в чем не бывало выпивали, жевали сэндвичи, курили и смеялись над этим зрелищем. Не получив никакой поддержки от тех, кто обогатился в нашем городе, Девятнадцатая китайская армия дала ответный бой и спустя три месяца одержала победу. Чапэй был полностью восстановлен, и мы позволили себе забыть об этом.
В прошлом месяце выстрелы прозвучали в столице, на мосту Марко Поло.[11]Это стало официальным началом войны, но никто не думал, что мелкие разбойники так быстро заберутся так далеко. Пусть забирают Хэбэй, Шаньдун, Шаньси и часть Хэнаня, думали мы. Им потребуется время, чтобы справиться с территорией таких размеров. Только упрочив свое положение и подавив восстания, они решатся продвинуться на юг, в дельту Янцзы. Те бедняги, которые будут жить под чужим правлением, станут ван го ну — рабами, потерявшими свою страну. Мы еще не знаем, что череда беженцев, пересекающих вместе с нами Садовый мост, тянется на десять километров в сельскую местность. Этого мы еще не знаем.
Во многом мы смотрим на мир так же, как тысячелетиями смотрели на него крестьяне. Они говорили, что горы высоки, а император — далек, имея в виду, что их не касаются дворцовые интриги и государственные дела. Мы в Шанхае точно так же полагали, что то, что происходит в остальном Китае, нас трогать не должно. В конце концов, страна у нас огромная и отсталая, а мы живем в существующем на основе договора порту в подчинении иностранцев, так что технически мы даже не являемся частью Китая. Кроме того, мы верим, что даже если японцы доберутся до Шанхая, наши войска дадут им отпор, как это и произошло шесть лет назад. Но у генералиссимуса Чан Кайши другие планы. Он хочет, чтобы сражение с японцами произошло в дельте Янцзы, где он сможет поднять народное сопротивление, одновременно настраивая население против коммунистов, поговаривающих о гражданской войне.
Разумеется, пересекая Садовый мост и поворачивая в Международный сеттльмент, мы об этом ничего не знаем. Беженцы бросают свои вещи, лежат на тротуарах, сидят на ступенях банков и толпятся на набережных. Туристы стоят и смотрят, как наши самолеты пытаются разбомбить японский флагман «Идзумо», эсминцы, минные тральщики и крейсеры. Иностранные коммерсанты и закупщики переступают через все, что попадается им под ноги, не обращая внимания на то, что творится в воздухе, как будто подобное случается каждый день. Настроение у всех одновременно отчаянное, праздничное и безразличное. Бомбежка — скорее развлечение, потому что Международный сеттльмент является британским портом и, следовательно, не подвергается угрозе со стороны японцев.
Возчик останавливается на углу Нанкин-роуд, мы платим ему и присоединяемся к толпе. Пролетающие над нами самолеты встречают аплодисментами и одобрительными возгласами, но когда очередная бомба промахивается и падает в Хуанпу, одобрительные возгласы сменяются разочарованием. Все вместе кажется забавной и довольно однообразной игрой.
Мы с Мэй пересекаем Нанкин-роуд, держась подальше от беженцев и поглядывая, во что одеты местные и приезжие. У отеля «Катай» мы встречаем Томми Ху — на нем белый костюм, соломенная шляпа сдвинута на затылок. Он в восторге от встречи с Мэй, она немедленно принимается заигрывать с ним. Мне приходит в голову, что они наверняка собирались здесь встретиться.
