Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Нищий копался в мусорном баке. Выудил оттуда упаковку каких-то лекарств. В то время, когда я проходил мимо, он обернулся:
– От чего эти таблетки, не знаете?
«Что с тобой происходит? – спрашивал я себя. – Может быть, просто сходишь с ума? Тихо, незаметно для окружающих. Соскальзываешь по гололедице в канун Нового года, в какое-то новое сумасшествие?» Вокруг переливались гирлянды, распивалась водочка, искрился, похрустывая крепким соленым огурцом, новогодний снежок. А ты подтаиваешь. Нехорошо. Но объяснимо. Один в чужом городе. Сбежал из привычного социума, от родных, от друзей, от подруг. Чтобы тихо сойти с ума в чужом городе. Это так романтично и даже высокохудожественно.
Одномерное отражение в зеркале – это все, что могло подтвердить реальность твоего существования. Никто не провожал меня, когда я шел на работу, никто не смотрел мне в спину, когда я выходил из квартиры. И страшная мысль: а вдруг у меня нет спины?
Темный подвальный кабак. Саксофон казался буйным. Он кряхтел, выкручиваясь и извиваясь. Пытался вылезти из смирительной рубашки. Не выходило. Тогда он принялся биться в истерике, срываясь в плач, в какие-то судорожные конвульсии. И барабаны подняли страшный шум и тоже бились в падучей. И только контрабас в углу тихо бубнил себе что-то под нос и загадочно хмыкал.
Накурено. Слезились глаза. Чувствовал себя заблудившимся ребенком. Чувствовал себя стариком.
Дома на кухонном столике остались таблетки от бессонницы. В шкафчике над печкой пузырек корвалола. Под кроватью пачка нераспечатанных, покрытых пылью презервативов. Срочно нужна горячая женщина на зиму!
На лице – трехдневная небритость. В руках – мелкая дрожь.
Вспоминал, как сидел в парикмахерской. Уткнувшись взглядом в кучки разбросанных по полу собственных волос. Думал о старости. Ощущение такое, что стригут миттельшнауцера.
Совесть скулила, как собака с того света, которую не погладил однажды, когда пожалел испачкать руки.
Курил. Дым обжигал глаз, лопнул кровеносный сосуд, хрусталик зрачка блестел от влаги, а все вокруг мутнело и расплывалось, как будто смотришь сквозь стекло, залитое дождем. Как будто играют джаз.
Кто, думал, придет на мои похороны? Вспоминал их лица, загибал пальцы. Не хотел, чтобы там был мой сын. Он говорит: «Похороны – это когда людей сажают в землю, и они там выздоравливают».
В руке подрагивала сигарета. Занемевшие яйца заставили сменить позу. Колено ударилось о днище стола, вздрогнула рюмка и пепельница. Коньяк еще плескался, оставляя масляный след на боках рюмки. Яйца оттаяли и сделались незаметными, как у трупа.
ФОРТОЧКА С ВИДОМ НА ОДИНОЧЕСТВО
Моя квартира – в центре города.
В центре квартиры – огромный диван.
В центре дивана – я.
В форточке – кусок звездного неба, часть Вселенной, фрагмент бесконечности.
И тут меня посетила простая и ясная мысль, что мы одни во Вселенной без начала и конца.
И что Бога тоже нет.
И все мы, как доверчивые малыши из детского сада, которые ждут, что за ними придут родители.
А никто не явится из этого безвоздушного пространства, из этой бездонной пустоты.
И нам некому будет броситься на шею.
Никто не заберет нас отсюда.
Я слышал долгое эхо молчания в однокомнатной квартире.
Форточка с видом на бесконечность.
Форточка с видом на одиночество.
Форточка с видом на бесконечное одиночество.
Ужин на одного.
Диван на одного.
Никто не придет.
КИПРИОТ СВОЕЙ СТРАНЫ
Хорошо, что сейчас лето. Плохо, что я сижу в Москве, а не поехал куда-нибудь к морю. Но все равно хорошо, потому что лето. В прошлом году, летом, я был на Кипре.
Я не ездил в отпуск больше четырех лет. Я хотел отдохнуть за все эти годы. Законсервировать себя ощущением отдыха, как сохраняют в вакууме пакеты с молотым кофе.
И вот я лежал на пляже кипрского города Лимассол, ловил кончиками век радугу солнечного спектра, растекался по лежаку подтаявшей на солнце медузой. Надо мной пронзительно голубое, как глаза младенца, небо. В ушах у меня наушники от плеера. Я слушал джаз.
Этот плеер я купил в Москве. Зашел в магазин, выбрал, подхожу к продавцу. Тот спрашивает:
– Вы в армии служили?
Я решил, что он меня перепутал с каким-нибудь своим бывшим сослуживцем.
– Нет, – говорю.
– А военный билет у вас есть?
Ну, думаю, Лужков – сука. Мало того, что без паспорта на улицу не выйдешь, так еще и плеер без военного билета не продают. Оказалось, он мне скидку хотел дать по поводу наступающего двадцать третьего февраля. Какое счастье, что кончилась бесконечная московская зима.
Пятки красные – песок раскаленный. На нем можно готовить турецкий кофе. Море шкварчало и пенилось. Соль проступала на коже, как на вяленой вобле. И пинта пива в покрытом испариной бокале как нельзя кстати. Рядом девушки загорали топлес. Это было похоже на сон – хотелось ущипнуть их за эти торчащие соски. Только для того, чтобы убедиться в реальности происходящего и не для чего больше.
На Кипр я прилетел с другом. Его зовут Алик. Я его очень люблю. Мы знаем друг друга почти всю жизнь – с детского сада. С детского сада Алик конопат, как переспевший банан. В школе он был отличником. Я у него списывал. В своей взрослой жизни он тоже отличник – правильный, обстоятельный, дотошный и к тому же примерный семьянин. Его не страшно отпускать на отдых одного без жены и ребенка даже с таким распиздяем, как я. Перед нашим отъездом я зашел к нему домой.
– Зачем ты берешь с собой четыре пары обуви? – обреченно спросила его жена.
И он подробно объяснил ей, зачем ему четыре пары обуви. На это ушло минут двадцать.
На следующий день он явился в аэропорт, навьюченный двумя огромными баулами и рюкзаком, как одногорбый верблюд.
Запасливость Алика не знает границ и таможенного контроля.
Что бы я у него ни попросил, – у него было. Однажды я разлил на балконе нашего номера молоко. Нагло ерничая и издеваясь, я поинтересовался: не захватил ли он с собой тряпку? Каково же было мое изумление, когда Алик полез в сумку, долго сопел и, наконец, извлек оттуда тряпку ростовского происхождения. А еще продолжительно сокрушался, что забыл взять с собой прищепки. Замечательные бельевые прищепки, которые он всегда берет с собой, а в этот раз, вот ведь бля… – забыл!
Всем известно, что есть две необъяснимые вещи: откуда берется пыль и куда деваются деньги. И Алик знает ответ, по крайней мере, на второй вопрос. Всю свою наличность я смело вверил ему. Он вел нашу бухгалтерию: считал, экономил и планировал. Он даже собирал все чеки.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
