Мама живет в Андерсонвилле, в северной части города. В давнюю пору тут любили селиться шведы, но теперь о них напоминает только ресторан Анны Сатер — владельцев он уже сменил, но там по-прежнему подают шведские тефтельки и такие вкусные коричные плюшки, что пальчики оближешь! Район этот очень оживленный, в котором теперь обитают представители самых разнообразных этнических и расовых групп. Мама живет в том самом милом бунгало, в котором они с отцом были счастливы столько лет. Мне нравится, что она не переехала после его смерти — дом позволяет нам обеим ощущать присутствие родного человека.
Вытащила из машины подарки и кота, из ноздрей которого в морозный воздух взлетали клубочки пара. Кусты около парадного крыльца были укутаны снегом, но дорожка оказалась совершенно свободной. Мистеру Пулакасу, одному из маминых соседей, доставляет удовольствие управлять своим снегоочистителем, поэтому он берет на себя труд объехать весь квартал.
У дверей нас встретила тетя Элизабет, огромные бриллианты на броши, изображающей шотландский чертополох, поблескивали в тусклом свете.
— Неужели ты никогда не можешь явиться вовремя, даже в Рождественский сочельник? — воскликнула она. Указательный перст нацелился на собственность «Рент-э-Рек». — А это что за машина?
За исключением Дракона у ворот, дом встретил меня теплом, яркими рождественскими гирляндами и ароматом выпечки. Подарки проследовали под шотландскую сосенку, украшенную игрушками, памятными мне с детства. Затем я принялась объяснять, что стряслось со мной и «миатой», а тетушка Элизабет тем временем целовала и гладила Кавалера.
— Ей-богу, как ты только жива осталась, — проворчала мать, будто все произошло по моей вине. Кавалер мяукнул в знак согласия. Ласки тети слегка смягчили его, но он все еще негодовал насчет развалюхи из «Рент-э-Рек».
— Время для праздничного тоста, — сказала тетя, сверкнув глазами.
Я знала, как нравится ей поднимать бокал в канун Рождества за Стюартов и Шотландию. Она извлекла бутылку чистейшего шотландского солодового виски «Гленливет», без которого никогда не отправлялась в путь, и плеснула напитка в три хрустальных бокала.
— За тартан![14]— торжественно провозгласила Элизабет, и все мы отхлебнули по глоточку жидкого золотистого огня.
— Чтоб все были здоровы и невредимы, — подхватила мама, подняв бокал.
— Кстати, насчет последнего, — отозвалась тетушка. — Уже в который раз подумываю купить тебе надежную немецкую машину, Ди Ди. Они самые безопасные. Но ты ведь упрямая, как твоя бабушка, никак не соглашаешься принять мою помощь.
— А еще тебе надо познакомиться с хорошим парнем и уйти из этого своего бизнеса, — дополнила мама, спеша на кухню в сопровождении Кавалера, следовавшего за ней по пятам.
Она почла бы за счастье иметь дочь, которая следит за чистотой в доме и пользуется духовкой с таймером. Я тоже в восторге от подобных женщин, но мне таймер ни к чему, поскольку готовлю я редко и не могу ручаться, когда вернусь домой. Юнг объясняет необъяснимое как космическую взаимосвязь матери-дочери, где дочь никогда не может достичь ожидаемого от нее уровня соответствия. Так или иначе, после самоубийства Фрэнка, когда меня накрыло черное облако, мать буквально выходила меня, заставляла есть, поддерживая во мне жизненные процессы. Теперь ей очень хотелось снова вернуть меня к полноценной жизни — по крайней мере такой, какой она сама ее представляла.
Прежде чем я успела переменить тему, тетушка поставила бокал и сказала:
— Самоэ времечко тебе взглянуть на мой сюррпризик от Роберта Бернса. Посиди-ка здесь.
Элизабет направилась в гостевую спальню, которую мама всегда отводит для нее. Тетя волновалась, а в таких случаях в ее речи всегда начинает проскальзывать пиджин-скот, «птичий шотландский», как мама его называет. Из обычно элегантного и аккуратного пучка на затылке у тети выбилось несколько прядей, да и вообще она была охвачена лихорадочной активностью. Надежды отложить историю с Бернсом на время после ужина разлетелись в пух и прах. Я подозревала, что «сюррпризик» поставит меня в сложное положение, и вопреки восхитительным ароматам кушаний напрочь утратила аппетит.
Дракон вернулся с обитым красной кожей ларцом, способным вместить три или четыре тома Оксфордского словаря английского языка.
— Внимание! — объявила тетя, водрузив ношу на инкрустированный столик, используемый мамой для игры в покер, и приняла театральную позу.
Даже самый неопытный взломщик вскрыл бы ларчик за наносекунду, но я предпочла смолчать. Вошла мама, и обе мы стали терпеливо наблюдать, как тетя возится с допотопным замком.
Наконец я не выдержала.
— Не хотелось бы тыкать пальцем в очевидное, тетушка, но замок явно сломан.
Стоило мне слегка прикоснуться к нему, и он щелкнул.
— Он и не был заперт, просто заел, — заявила тетя. — Ключ перекосило, и я не могла его вытащить.
Она откинула крышку. Внутри ларец был обит красным бархатом, немного обтрепавшимся по краям, но все еще прекрасным. Там же обнаружилась украшенная орнаментом позолоченная шкатулочка с выгравированными буквами «КБ».
— Помоги мне, Ди Ди.
— Ты приобрела рукопись.
— Ну, это и так, и не так, — ответила тетя в своей шотландской манере.
— А что означает «КБ»? — спросила я.
— Пока не знаю. Это одна из загадок, которые тебе предстоит прояснить.
Мы извлекли сверкающую шкатулку. У нее тоже имелся бесполезный замочек, свисающий на одной петле. Кавалер запрыгнул на стол, задрав хвост и обнюхивая новинку. Тетя велела открывать. Я подняла крышку. Изнутри шкатулочка была подбита темно-синим атласом. На дне лежал свернутый вдвое листок бумаги, без конверта. Из-под него выглядывал кожаный кошель.
Я потянулась за ним.
— Что там?
— Стой! — тетя схватила меня за руку.
Кавалер ретировался к рождественской елке, спрятавшись за груду подарков.
— Надень их, — она извлекла из сумочки пару хирургических перчаток и протянула мне. — Такие ценные вещи нельзя трогать голыми руками, я думала, ты знаешь. Достань сначала лист.
Я подчинилась: натянула перчатки, потом бережно извлекла документ. На сгибе его скопилось несколько крупиц темного песка. Бумага была плотной и шершавой на ощупь. Строки были начертаны старинным замысловатым шрифтом, и мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы разобрать их.
Написано неким лицом на окне гостиницы в Стерлинге при виде руин королевского дворца:
Когда-то Стюарты владели этим троном
И вся Шотландия жила по их законам.
Теперь без кровли дом, где прежде был престол,
