– Мы хотели покончить с ним побыстрее, но он оказался таким многословным, что я решил попросить вас выяснить, что он хочет сказать.
– Это не швед, – ответил Эрик. – Он говорит на моем языке, но у него такой акцент, что волосы дыбом становятся.
– Вот ведь идиот, – заметил драгун, сам изъяснявшийся по-французски с таким акцентом, что Эрику иногда казалось, будто баварский диалект в его исполнении он, пожалуй, поймет лучше.
Эрик подошел к стоящему на коленях мужчине.
– Jag er en Svensk officeren, – сказал он. – Vad har skedd?
– О, min herre, о min herre, hjälp oss![12]– зарыдал мужчина и обхватил колени Эрика.
– Он не может быть местным, если просит о помощи шведа, – добродушно заметил драгун.
– А я думаю, он все-таки местный, так как смертельно боится солдат императора, – бросил Эрик через плечо.
– Да, да, – согласился драгун, – мы заставляем уважать себя.
Мужчина бормотал что-то, чего Эрик почти не понимал. Он перехватил взгляд одной из женщин. Она гневно прищурилась и переводила взгляд с него на драгунского офицера. Женщина была вся забрызгана грязью, как после длительной поездки, и казалась обеспокоенной, но еще больше – сердитой. Она была настоящей красавицей. Посмотрев на нее внимательнее, Эрик с изумлением понял, что по возрасту она ему в матери годится. При свете свечи это не бросилось бы в глаза.
– О min herre, о min herre… – стонал мужчина, все еще обвивавший руками колени Эрика.
Женщина переглянулась со своей спутницей; они явно о чем-то договорились. Эрик понял, что они либо сестры, либо мать и дочь.
– Что говорит эта тряпка? – спросил драгун, уже собравшись пнуть испуганного человека, чтобы подбодрить его.
– Довольно, – заявила младшая из женщин, которых Эрик только что так пристально рассматривал. Ее французский был не хуже, чем у драгуна. – Вы оба – офицеры этого отряда?
Драгунский офицер справился с изумлением быстрее, чем Эрик. Он снял шляпу и поклонился.
– Чем могу служить вам, моя госпожа?
Выпрямляясь и возвращая шляпу на голову, он бесцеремонно шарил взглядом по телу женщины, едва не облизываясь.
– Молодой человек, – вздохнула женщина, – если вы до такой степени не можете владеть собой, что из глаз у вас вылезает член каждый раз, когда вы видите перед собой женщину, то вам следует отдать свой офицерский патент и присоединиться к солдатам, которые смазали дупло на дереве жиром и по очереди удовлетворили себя.
Эрик прыснул. У драгуна отвисла челюсть. Один из солдат, который, по-видимому, немного понимал французский язык, засмеялся и засвистел, но, заметив убийственный взгляд начальника, испуганно умолк.
Женщина рявкнула что-то на языке, которого Эрик не понимал, и мужчина на земле прекратил визжать и отпустил Эрика. Он неуклюже встал и спрятался за женщиной. Она переключила внимание на Эрика.
– Вы шведский офицер? Что вы делаете у драгунов курфюрста Максимилиана Баварского? Вы перешли на другую сторону?
– Нет… э… э… я пленник…
– Ага! Ну и почему вы тогда ходите со шпагой, а не лежите на земле связанный?
– Э… это всего лишь рапира… э… э…
– Вздор! Почему вы полагаете, что меня это интересует? Разве с ее помощью можно нарезать хлеб? Можно ли ею вскрыть гнойную рану, чтобы вытек яд? Ну вот. Бесполезная детская игрушка, только и всего.
Драгун и Эрик обменялись беспомощными взглядами. Драгун хотел было ответить, но вторая женщина опередила его.
– Простите мою дочь, – произнесла она на таком же ломаном, но понятном французском языке. – Она нетерпелива, так как мы торопимся.
Эрик и баварский офицер сказали первое, что пришло им в голову.
– Нам очень жаль, – заикаясь, хором заявили они.
– Если вы пленник, – спросила молодая женщина, – что вы делаете здесь?
– Меня позвали, чтобы переводить… э… – Эрик указал на мужчину, который только что молил его о пощаде. – Он говорит по-шведски, но он не…
– Нет. Это один из наших бухгалтеров. Мы взяли его с собой, так как он владеет шведским языком. Мы думали, что во время путешествия нам придется иметь дело преимущественно с армией шведской королевы, но, похоже, ваши полководцы уже перешли в другое место, чтобы обглодать нашу страну и там. А мальчишек они бросили здесь.
Эрик почувствовал, что краснеет.
– Я лейтенант Эрик Врангель из королевских шведских…
– Да. Я Александра Рытирж из Праги. Это моя мать. Приятно познакомиться с вами обоими. Теперь мы должны идти дальше.
– Э… – снова пролепетал Эрик.
Ему показалось, что за последние несколько минут он произнес больше «э», чем за всю предыдущую жизнь.
Офицер драгун указал на другого мужчину.
– А это что за птица?
– Местный, который показывает нам дорогу в Байройт. Не могу сказать, что вы и вам подобные оставили в живых много местных жителей.
– Это война, мадемуазель… – начал было драгунский офицер.
– Не мадемуазель, а мадам. Даже не пытайтесь подлизаться ко мне, юноша. Если бы ваши люди не задержали нас, сейчас мы были бы уже в четырех милях отсюда, а это огромное расстояние, при такой-то погоде. Или вы полагаете, у нас нет других занятий, кроме как тратить тут с вами время?
– Но…
– Тем не менее вы можете это исправить. – Женщина задумалась, как будто она находилась в булочной и собиралась сделать заказ на следующий день. – Нам нужно продовольствие и питье на два дня, тогда мы сможем не останавливаться на отдых и наверстаем потерянное время. А так как ваши люди отняли у нас лошадей, я считаю, что вам следует либо обменять их на лучшие, либо поручить кузнецу проверить, хорошо ли сидят подковы.
Позже Эрик Врангель часто думал, что у них почти получилось. Однако драгунский офицер, наверное, был стреляный воробей и пришел в себя скорее, чем от него ожидали. Или это случилось из-за одного жалкого, нервного всхлипа, вырвавшегося у бухгалтера, плохо знающего шведский язык…
– Не так быстро, дамы, – протяжно произнес драгун. – Вы хотите продолжить свой путь, мадам? Вы хотите получить продовольствие, мадам? Как вы думаете, где вы находитесь? Если вы хотите идти дальше, вы должны заплатить за это, а если у вас при себе недостаточно денег, то вы, конечно, согласитесь обеспечить мне и моим людям небольшое разнообразие к смазанному жиром дуплу, n'est-ce pas?[13]
На лицо женщины набежала туча. На короткое мгновение Эрик разглядел в ее глазах понимание, которое было не чуждо и ему. Понимание того, что они оказались в самом сердце катастрофы и надежды на спасение нет. У него это понимание возникло, когда он увидел, как ротмистр катается по земле, а его людей выбивают выстрелами из седел. Это понимание вызвало у него приступ слепой паники. Женщина же, напротив, сделала решительное лицо.
