Конрад рискнул вмешаться:
— Какие шансы на аварийную посадку?
— Имеются, — признал Лундстром. — Но у нас колеса, а не лыжи.
— Тогда сажайте на брюхо! — потребовал Конрад.
— Отставить «на брюхо»! — разозлился Лундстром. — В этом супе мы точно вмажемся в какой-нибудь торос!
Очередной удар бокового ветра оказался таким сильным, что на миг почудилось, будто «птичка» вот-вот сделает поворот оверкиль и штопором пойдет на лед. Лундстром каким-то чудом выправил ситуацию.
— Сделайте что-нибудь! — крикнул Конрад. — Сбросьте груз!
— Генерал Йитс скорее нас сбросит, чем карго.
— Тогда радируйте! Вызывайте помощь!
— Бесполезно. Накрылось ваше радио.
Ясное дело, Конрад не поверил.
— Вы за кого меня принимаете?! Развели тут тайны мадридского двора! Ничего у вас не накрылось! Просто генерал любит орудовать втихую!
Рассвирепев, он полез к рации и попытался напялить шлемофон. Из-за болтанки никак не получалось справиться с гарнитурой.
— Какого черта?! — возмутился Лундстром.
Наконец ему удалось надеть шлемофон.
— Вы как хотите, а я вызываю помощь.
Возле левого уха что-то лязгнуло. Увы, звук шел вовсе не из наушника. А от передернутого затвора.
Он скосил глаза и увидел матово поблескивающий пистолет, который Лундстром приставил к его голове. Тот самый девятимиллиметровый «глок», что Конрад купил на свои кровные в Перу и потом сдал перед посадкой в вертолет, еще на плоскогорье Наска. Подумать только, какая ирония судьбы…
— На место, доктор Йитс. И чтоб больше ни гу-гу.
— А я и так на своем месте, — заявил Конрад и нахально щелкнул тумблером питания рации. В ушах тихонько загудело. — Вы не можете меня застрелить. Я вам нужен, Лундстром. Один Бог ведает почему, но это так. И кстати, уберите машинку подальше. Я ее хорошо знаю, уже бывали случаи самоспуска. Причем в нашей увеселительной поездке есть все шансы, что вы промахнетесь и вместо моей головы сделаете дырочку в обшивке. Или лобовом стекле.
Лундстром молча бросил взгляд на бурлящее небо.
— Будьте вы прокляты…
— Спасибо. — Конрад пару раз щелкнул тангентой, прислушиваясь к звуку в наушниках, хотя все же старался поменьше дергать головой ввиду направленного на него пистолета. Он взялся пальцами за верньер частотной настройки. — Какой у нас позывной? Волна?
Лундстром заколебался. И тут колоссальный толчок снизу практически выбил его из сиденья. Он немедленно опустил пистолет и дождался, пока не кончилась болтанка.
— Мы борт шесть-девять-шесть, — неохотно выдавил он, оттолкнул руку Конрада и самостоятельно выставил нужную частоту.
Конрад выжал тангенту:
— Борт шесть-девять-шесть базе. Прошу немедленную помощь.
Нет ответа.
— Шесть-девять-шесть базе, — настаивал Конрад. — Требуем помощь.
И вновь нет ответа.
— Смотрите! — вдруг крикнул штурман. — Станция «Орион»!
— Станция «Орион»? — переспросил археолог.
Туман на секунду разорвался, и в прорехе обрисовалась белая пустыня. Панорама ледовых гор уходила за горизонт. С зазубренных пиков срывались снежные вихри и падали в колоссальную серповидную трещину, разорвавшую ледяной панцирь на многие мили. К ее вогнутой стороне лепились крохотные купола, ангары и башенки с антеннами связи. Через секунду все это хозяйство вновь ушло под дымку.
— Добрались? — спросил Конрад.
Лундстром кивнул:
— Почти. Осталось только полосу найти…
— Полосу? — Сообразив наконец, что переспрашивать глупо, Конрад захотел что-то добавить, но тут, в свою очередь, едва не вылетел из кресла. Если бы не ремень безопасности, его голова уже оказалась бы частью приборной панели.
— Да-да, полосу, — нетерпеливо кивнул Лундстром. — Вырезали во льду бульдозером.
— Так мы вслепую будем садиться? — удивился Конрад, разглядывая снежную пленку, залепившую лобовое стекло кокпита. В таких условиях не помогут ни бортовые прожектора, ни проблесковые огни на плоскостях. А в условиях густой облачности нельзя разглядеть ни теней на грунте, ни горизонта. При полете над равномерно белой пустыней невозможно визуально оценить высоту или расстояние. Порой даже птицы и те врезаются в снег. — Ребята, вы давно из психушки сбежали?
Захрипело радио.
— КДП борту шесть-девять-шесть, — забубнил сиплый, монотонный голос. — Повторяю, командно-диспетчерский пункт борту шесть-девять-шесть. Повторяю…
— Борт шесть-девять-шесть на связи, — наклонился Лундстром к микрофону. — Сообщите обстановку.
— Приземный шестьдесят градусов, пятнадцать узлов, с порывами до сорока, видимость ноль-ноль. Снежные засветки на эшелоне триста.
Капитан зашевелил губами, что-то подсчитывая в уме, и Конрад понял, что настало время выбирать: удариться в религию и начать молиться или же просто вцепиться в сиденье — и будь что будет.
— Встречный, порывы до шестидесяти, сэр! — крикнул штурман.
Конрад сжал кулаки.
— Посадка в этом корыте на торосистый лед — чистое самоубийство, капитан, и вы это знаете!
— Спасательная служба — полная готовность, — добавил диспетчер с земли. — Прием.
Пока Лундстром заходил на посадку, Конрад таращил глаза на лобовое стекло, силясь хоть что-то разобрать. Хотя сказано ведь: нулевая видимость… И вдруг занавес распахнулся и ровно по носу обрисовалась шеренга черных бочек, видимо, из-под топлива. Сама же взлетно-посадочная полоса была отмечена щитами, обрызганными люминесцентной краской.
— Слишком низко… — пробормотал он, не веря глазам. — Мы заходим слишком низко!!!
— Немедленно готовься к посадке! — приказал Лундстром.
Второй пилот нежно подвинул сектора газа двигателей, удерживая турбины в синхронном режиме.
В динамике хрюкнуло.
— Полное снижение по команде «ноль»… Ноль!
— Принято.
— На глиссаде.
— Принято, — ответил Лундстром, и тут самолет провалился. У Конрада хлестнуло по нервам, он побелевшими кулаками вцепился в сиденье и забыл, что человеку полагается дышать.
— Вы ниже глиссады, — предупредил встревоженный голос из рации. — Сбросить скорость снижения, коррекция курса на два градуса влево.
— Принято. — Лундстром осторожно потянул штурвал на себя, и Конрад почувствовал, как самолет выравнивается.
— На глиссаде, — сообщил диспетчер. — Над порогом, две мили до точки касания.
Сейчас в лобовом стекле не видно ничего, кроме белой стены.
