Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
А Люцию взять? К ней же каждая пчелка льнет. Осы-убийцы, черные-то, — и те ее слушают. Злятся, гудят, а поделать ничего не могут. Любят ее, значит. А кошки бродячие? Это же страсть, а не зверь! Они, говорят, до Провала-то в домах жили, с людьми. Это кто же такую животину мог в доме держать? Набросится ведь ночью, кровь высосет, горло перегрызет!.. А Люция их не боится совсем. Целуууует!.. Тьфу, тьфу, ужас, тьфу!.. Дурачок аж передернулся от боязливого отвращения. Да, кошки. Да. Вот ведь чудеса какие любовь творит. И Алиса… Петрушка непроизвольно растянул рот до ушей. Алиса… Снегурочка нежная. Вон пошла, вон… Куда это она? В лазарет, что ли?.. Вот так поглядишь на нее — и можно подумать, будто она и любить-то не способна, заморозить разве что. А Петрушка чует, что корка это, навроде той, что в морозные ночи после оттепели поверх сугробов остается. Наст называется. А там, под коркой, может, тоже любовь. И так ее много, что Алиса не знает, как с ней и сладить, с этой любовью проклятой. Вот и швыряется молниями да снегом в кого попало. Один раз случайно угодила в дурачка, дак еле оклемался. Не знает, поди, сама, какая это сила, любовь-то…
Петрушка бочком подобрался поближе к двери в лазарет. Чего-то она там долго. К Умнику, что ли, пошла?.. А Лей-то, Лей в окошке мается, тоже на дверь лазарета глядит. Ревнует, значит. Жалко его. Тихий такой — кабы не смеялся иногда, Петрушка бы подумал, что совсем немтырь. И грустный очень. Ох, какой грустный. Как будто гложет его что-то, беднягу. Уй, дверь открывается! Петрушка прянул в сторонку, прижался в углу.
Выходят, выходят! Глянь!.. Корабельник — сам весь растерянный, как будто не понимает, что делается, Лекарь рядом с ним глазищами своими голубыми водит, волосья светлые аж дыбом стоят… а за ними Умник с Алисой. Снегурочка-то плачет, плачет, целует его, а он как будто немножко пьяный: улыбается и ничего, видать, не соображает. Но бездна из глаз ушла! Ушла, так меня и растак, бездна-то, Манга ее забери!.. Это как же это получилось, братцы? Неужто отпустил его Крысолов, не к ночи будь помянут?.. Вот она, любовь-то, вот она… а вы говорите!..
Петрушка Жмых, городской дурачок, сирота одинокая, стоял столбом, улыбался дурацкой своей улыбкой и грязным кулаком утирал слезы восторга с рябого некрасивого лица.
10
— Не трогай меня!.. — Нета отскочила в сторону, ее зеленые глаза сверкали, как у разъяренной кошки. — Я никуда без Тошки не пойду. Вы можете идти хоть в Райские Сады, хоть… Убери лапы, Подорожник!
Подорожник неуловимо сдвинулся в сторону, шагнул, повинуясь жесту Учителя, и схватил ее поперек туловища, прижав руки к бокам. Нета бесполезно и унизительно рванулась несколько раз и до крови прикусила губу от отчаяния и злости. Слезы градом текли по ее щекам, волосы растрепались. Отродья, собравшиеся во дворе, отводили глаза.
— Отпусти ее, Учитель, — вдруг через силу сказал Кудряш. — Зачем держать, раз она не хочет с нами?.. Да и Тритон… Она ведь права: вдруг он вернется?
— Разговорчики, — сквозь зубы процедил Корабельник. — Ты понимаешь, дрянь девчонка, что я о тебе забочусь? Тритона мы уже потеряли. Я не собираюсь разбрасываться вами, вы мне дороги, это ясно? Ты пропадешь тут одна. К тому же, ты не лишняя в стае. Что, если нам понадобится твоя помощь, а тебя не будет?
Его красивое лицо вдруг исказилось, как от боли, он приложил руку к животу, и Лекарь, стоявший рядом, сразу напрягся. И Нета помимо воли потянулась к Учителю — врожденный рефлекс, действующий на уровне подсознания, — снять огненную точку, остудить, отвести, убаюкать. Этот ее порыв незамеченным, разумеется, не остался: Корабельник торжествующе усмехнулся.
— Видишь? Вас таких трое: Лекарь, ты да Жюли. Понимаешь или нет?
— Правда, Нета, — сказал Птичий Пастух. — Он сидел по-турецки на теплых каменных плитах замкового двора, на плече повязка, лицо еще бледное, но губы уже не такие бескровные… а шоколадные, как драгоценный чинский бархат, глаза сияют почти по-прежнему. — Подумай. Ну, сколько ты можешь здесь прождать? Если Тритон вернется в ближайшие дни, он почует наш след и догонит. А если нет… ты же все равно ему не поможешь. Мы оставим письмо в спальне. Он нас найдет. Он же не маленький, Нета.
— Неточка, — всхлипнула Рада. — Пойдем с нами, ну пожалуйста!.. Подорожник, отпусти ее! Она сама пойдет, правда, Нета?
Подорожник покосился на Учителя и Нету не отпустил.
— Ну, хорошо, — медленно сказал Корабельник. — Не хотел говорить, чтобы не обнадеживать, но… Ты понимаешь, что, если Тритон услышал Зов, это значит, что он сейчас как Умник, ничего не соображает?
— Я уже соображаю, — возразил Умник сердито, но никто даже не улыбнулся.
— Понимаю, — тихо сказала Нета.
— Значит, он не помнит ни нас, ни замок, и может быть фактически где угодно. Так?
— Так… — Нета не понимала, куда он клонит, но слезы на ее щеках высохли сами собой, а в сердце почти помимо воли затеплилась смутная надежда.
— В общем… — Корабельник помолчал. — На шхуне кто-то есть. Это отродье, и я его чую.
По двору пронесся общий вздох — стая смотрела на Учителя во все глаза.
— Ты думаешь, это Тошка? — спросила Рада с надеждой.
Корабельник пожал плечами.
— Я не знаю, кто это. Но… Скажи, Жюли, я прав? А ты, Умник?.. Вы его тоже чуете?
Жюли некоторое время прислушивалась, закрыв глаза, потом робко кивнула.
— Да. Чую. Это отродье, ты прав, Учитель.
— И я его вижу, — согласился Умник. — Нечетко, но… волосы длинные. Худой. Почти голый.
— Похож на Тритона? — нетерпеливо спросила Рада. — Похож?
Умник покачал головой.
— Я не вижу, не могу сказать. Далеко. Вот подойдем ближе… Но он аква, это точно.
Корабельник перевел взгляд на Нету.
— Ну что? Пойдешь с нами, или силой тебя тащить?
— Пойдет, — рассмеялся Кудряш. — Первой побежит. Побежишь, Нета?
— Побегу, — согласилась Нета. — Пусти, Подорожник.
Корабельник оглядел свою стаю. Солнце поднялось уже довольно высоко, и выход, задержанный упорным сопротивлением строптивой девчонки, откладывать больше не следовало. Горожане могли заявиться снова и установить на берегу сменную стражу в надежде на случайность или новый шторм. Кажется, близость Крысолова раззадорила их боевой дух и ненависть к отродьям. Замок мог долго выдерживать осаду, но рано или поздно им пришлось бы выйти, чтобы запастись едой и питьем, а встреча с озлобленными людьми не сулила ничего хорошего — арбалетные стрелы, мясницкие топоры и толстые копья с железными наконечниками крушат кости отродий не хуже, чем людские.
Но прежде следовало кое-что выяснить.
— Алиса, Умник, зайдите ко мне, — сказал Корабельник. — Остальные проверьте, все ли необходимое взято. До шхуны двадцать километров, за три часа дойдем, если Птичий Пастух выдержит такой темп.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
