Слуга дознавательной коллегии покосился на бойцов.
— Москву атакуют монстры, — сообщил он доверительно.
Павел вздохнул:
— Я вообще-то серьезно…
— А если серьезно, то ты пока еще не глава Земного отдела для таких вопросов. И к тому же слишком хороший водитель — за оставшиеся три минуты я не сумею объяснить тебе основы теории Хаоса.
Павел, уже открывший было рот для возражений, прикусил язык.
Теория Хаоса… Случайная оговорка? Снисхождение к любопытству землянина? Или все-таки допустимый слив информации? Главный дознаватель очень редко делал что-то из голого альтруизма и тем более по ошибке. Значит — последнее. Градобору нужно было добиться от Павла каких-то конкретных слов или действий… Но сказать прямо, конечно, язык отвалится!
Стремление ассамблейщиков интриговать, где надо и где не надо, кого угодно могло вывести из себя.
— Даже не рассчитывай, — прошипел Павел, сдерживая усилием воли порыв перейти на ненормативную лексику. — Твои теории меня не касаются, понял?.. Я подчиняюсь только Потапову и буду делать только свою работу. Это ясно?
— Более чем, — с готовностью согласился Градобор, ничуть не удивившись реакции землянина. — Но тогда ни о чем больше меня не спрашивай.
Оставшуюся пару поворотов Павел преодолел молча. И без того неважное настроение стремительно портилось. Абстрактные слова шефа о новом кризисе в Древе неожиданно налились угрожающим смыслом, когда ситуация коснулась Павла лично. Зачищать улицы от монстров — это одно, быть объектом или орудием чужой интриги — совсем другое.
— Черта с два, — прошипел Павел, вконец озлобившись. — У вас свой заговор, у меня свой…
Он пнул тормоз перед воротами фабрики. Бросил через плечо:
— Загони сам… Я сойду здесь.
И, спрыгнув с подножки, зашагал прочь, не оглядываясь на оклик гиперборея.
Пятьдесят шагов в направлении улицы — вполне достаточно, чтобы немного остыть и попытаться продумать ближайшие действия.
Глобальные катаклизмы Древа и атакующие мутанты — это все для гроссмейстеров. Потапова и ассамблейщиков хлебом не корми, дай только влезть в очередной кризис. У него же, рядового оперативного сотрудника, есть куда более скромные, но зато вполне конкретные и понятные обязанности. Одна из них — не оставлять свидетелей работы нелюдей.
Еще раз вдохнув полной грудью утреннюю прохладу, Павел полез за телефоном. Филиппычу сейчас наверняка не до мелочей, но добиться хотя бы пары слов от него было совершенно необходимо. Если только он вообще возьмет трубку…
— Пронин, слушаю, — раздалось в динамике возле уха. — Докладывайте…
Семен, похоже, вовсю «играл роль», и рядом был кто-то из слушателей. Кого именно принесла нелегкая из МЧС и УВД, можно было только догадываться.
— У нас проблема, — сообщил Павел, чтобы сразу придать значимости своим словам. — Один из свидетелей исчез с объекта во время драки.
— Какого черта, Головин? Свидетелей здесь человек триста! Это дело для… — Филиппыч запнулся на секунду: слово «гипербореев» встало у него поперек горла. — В общем, не твое это дело.
— Твои триста — не мое, — согласился Павел. — А тот один — это вчерашний капитан Сергеев. Мы застали его в квартире, и атланты взяли его в оборот. К тому же он видел гусеницу и начало драки.
Филиппыч помолчал секунду. Потом проговорил уже без прежнего напора:
— Ну не могу я сейчас этим заниматься, Паша… Где эти творцы чертовы градоборовские?
— Я и не прошу тебя самого заниматься, — снизошел Павел. — Дай мне контакт в УВД Северо-Восточного округа. Наверняка ведь есть человечек…
— Есть, — с готовностью отозвался Филиппыч. — Железных Владимир Васильевич, зам по работе с личным составом. Покажешь ему свое фээсбэшное удостоверение и скажешь — от меня. Он тебе капитана из-под земли достанет. Пиши мобильный…
Не дожидаясь «спасиба», Семен выключил телефон. А Павел остался стоять с открытым ртом. Н-да, тесен все-таки мир…
Вопрос: может ли карьерная кривая вывести заштатного взяточника-участкового в заместители начальника УВД округа? В ответ любой ассамблейщик скажет: во вселенском Древе возможно все. И будет по-своему прав… Или все-таки нет? Все-таки однофамилец?..
Об оставленном за воротами фабрики записанном на отдел «Форде» жалеть не стоило — у здания управления припарковаться наверняка будет негде. Шагая к метро, Павел снова вытащил телефон и набрал нужный номер…
Кабинет полковника Железных был таким, каким и должен быть кабинет полковника — зама начальника окружного УВД. Паркет, большой стол для заседаний, портрет президента… Да и сам Владимир Васильич оказался под стать. Со времени последней встречи с призывником Головиным он «повзрослел»: равномерно раздался во всех направлениях, налился административным самосознанием и соответствующей полнотой власти в масштабах округа.
Этот тяжелый груз не позволил ему не то что подняться навстречу вошедшему майору ФСБ, но и просто кивнуть в знак приветствия. Однако память мента нареканий не вызывала.
— Ну?.. — прогудел Железных при виде Павла. — И ты, значит, туда же?
Туманное обвинение тот понял не до конца, но счел нужным опровергнуть:
— Никак нет. Я оттуда.
— То-то и гляжу, — заверил его полковник. — Каждая сопля теперь при корочке… Ладно. Даже знать не хочу, как выслужился. Говори свое дело.
Повод выражать недовольство у полковника был. Впрочем, как и у всякого отца при встрече с бывшим неудачным хахалем дочери. К своему давнему и почти забытому приключению Павел был склонен относиться философски. Прямой своей вины он в нем не видел и потому неприкрытого хамства терпеть был не намерен.
— Да ты тоже, гляжу, времени не терял. Последний-то раз виделись — все шпану по подворотням гонял. За двенадцать лет из простых участковых… Рецепт не подскажешь?
Вот тут полковника наконец проняло. Всей своей массой он вздыбился из-за стола и процедил:
— А ну-ка прикуси язык, майор! Не то никакой Пронин не заступится! У меня тоже есть кому из ваших позвонить!
Павел открыл рот и действительно прикусил язык. Не стоило сейчас ссориться с полковником. Не сегодня.
— Ну хорошо… — выдавил он, приближаясь к стульям у стола, но не торопясь садиться. — Извините, товарищ полковник, погорячился…
Железных постоял еще секунд десять. Потом с видимым усилием умостил свой геморрой на кресле. Просипел сквозь зубы:
— С тебя триста баксов, Головин.
— Это за что? — совершенно искренне удивился Павел.
— За аборт Галкин на десятой неделе! И за психотерапевта еще бы содрать с тебя, засранца!..
— То есть как… за аборт?.. — Павел почувствовал, что его внутренние позиции внезапно пошатнулись. — Она же ничего не говорила…
