Кэт подумывала порой, что, может, ей стоило бы стать не филологом, а фелинологом. Впрочем, кто мешает получить второе образование? А пока надо заканчивать диссертацию, дальше видно будет. Хотя тема для второго исследования тоже созрела – обычаи кошек, живущих с людьми. Но в какую область это отнести – социологии или этологии?
Имя новому коту все не придумывалось. Он был какой-то не такой кот – хотя сиамские и тайские коты имеют свои обычаи и странности характера.
Он совсем не разговаривал. Не мяукал, не мурчал, не просил еды. Лоток, поставленный для него, оставался нетронутым – видимо, по своим кошачьим делам он ходил на улицу. Он никогда не позволял себя гладить – не царапался, просто уходил. Он никогда не вылизывался при Кэт, хотя был очень чистым и явно ухаживал за собой, но никогда при ней.
Можно было бы сказать, что он не такой, как все, еще и потому, что каждый раз, как Кэт садилась поработать над диссертацией, кот немедленно устраивался так, чтобы ему был виден текст. Но Кэт это не удивляло – она слишком хорошо знала кошек и понимала, что они куда умнее и интеллектуальнее, чем считают даже самые завзятые фелинологи. Ну интересно сиамцу сиамскую легенду почитать, что странного?
Утром в окно постучался голубь. Дремавшая в кресле Просто-Машка мгновенно сделала стойку, но Кэт строго сказала:
– Не трогай! Это от моей матушки послание.
Она взяла белую почтовую птицу в руки, сняла с тоненькой золотой цепочки легкий кожаный цилиндрик и достала письмо. Открыла дверцу висевшей в углу большой клетки, посадила туда гонца, поставила блюдечко с зерном и налила в кюветку воды – специально держала для почтальонов.
Письмо было все о том же – о том, как дома идут дела, как мама скучает, как дела у братцев, о том, что старший подумывает свататься и что ей самой все же неплохо бы как-то устроить свою жизнь, жениха найти… Как всегда. Хорошо, что как всегда, – значит, дома тихо и мирно, и это хорошо. А насчет жениха… Да где они, женихи? Это в сказках Иваны-царевичи, а так попадаются одни Иваны-дураки. А Кэт хотелось найти своего одного-единственного, как отец у матери. А отец был мужчина статный, вальяжный, красивый, умный, ласковый и добрый и вообще средоточие всех мужских совершенств. Так он один такой.
Кэт припомнила тех, кто приезжал к ним свататься, чем ее пытались поразить. Один аж на печке ходячей приехал – и ладно бы сам изобрел, а то Щуку заставил. Другой приперся с золотой гусыней. Ну богатый. И что? Опять же – дураку привалило нечаянное счастье, и после этого все девки, что ли, к его ногам падать должны? Третий был какой-то заморский. Вот после него Кэт совсем озверела, потому как тот привез с собой семерых… пукающих земляков, которые на такой вот «волынке» играли мелодии его горной родины. Говорил, что у него на родине дамам это развлечение нравится, выжрал бочку пива и задрых под столом. Ну не дурак ли? Самый настоящий Шон-дурак.
После чего Кэт заявила, что будет загадывать женихам загадки, а кто не отгадает – голову долой. Конечно, никому голову не стали бы рубить, но женихи сразу иссякли. Особенно после того, как какой-то умник попытался разгадать ее загадки с помощью колдовской книги. Запасся заранее. Ну Кэт-то понимала в книжной премудрости больше всех в Родном краю, недаром так ее и звали – Катерина Премудрая. И книга стала выдавать женишку такие варианты, что тот сам сбежал куда подальше.
А Кэт сказала отцу с матерью, что, раз замуж ей не за кого, поедет она учиться. Авось время пройдет – что-то и переменится.
«Матушка, – писала Кэт, – у меня все хорошо. Диссертация движется к концу, на тот год уже буду защищаться. Если найду, кого оставить присмотреть за кошками моими, то на каникулы приеду и Новый год встретим вместе. А про женихов… мамочка, если бы нашелся такой, ради которого легко семь хлебов каменных изглодать, семь пар железных сапог сносить, – пошла бы, не раздумывая…»
Голубь улетел, Просто-Машка дрыхла в гнезде из старого пухового платка, под ее теплым, слегка уже выпирающим боком пригрелась серебряная змейка Скарапея. Где-то в доме играли на пианино. Не вполне уверенные руки разучивали вальс «Осенний сон», сбиваясь на смене темпа.
«Кружатся листья в старой аллее, расстилая ковер тоски…»
Кэт включила компьютер. У нее был теперь новый «десктоп» – рисунок рабочего стола, старательно сделанный из отсканированной журнальной иллюстрации. Индракумара, белокурый и синеглазый сын Индры. Она долго смотрела на портрет и вдруг снова, как тогда в библиотеке, ощутила спиной взгляд. Обернулась.
Сиамец лежал, свернувшись в кресле, и не сводил с экрана голубых глаз. Взгляд был тоскливый-тоскливый.
– Что ты? – подошла к нему Кэт. – Грустишь? Что с тобой?
Она протянула руку погладить зверя, но тот отстранился.
– Ну ладно. Мы еще просто не привыкли друг к другу. Но хорошо, что ты у меня есть. А то мне так одиноко, дружок ты мой синеглазый… А знаешь, я пока буду звать тебя Принцем.
А где-то далеко неумолимо-медленно уже движется на Мой Город свинцовое воинство туч. Тяжелые, угрюмые, и ветер – косматый пастух – подгоняет их свистящим бичом, и рог Осенней Охоты все ближе и ближе. Мне печально. Мой Город – как нахохлившаяся птица под дождем…
Андрей тосковал по девушке-призраку.
Сначала он пытался увидеть Вику хотя бы во сне, но каждый раз оказывался на пустой улице, под жутким небом с зарницами, перед зияющей дверью. Потом пытался ее забыть и даже задвинул куда подальше ее портрет. Но тоска не проходила, кисть валилась из рук, грифель ломался.
Настроение было – «кого б побить?». Хотелось дать кому-нибудь ногой в ухо, как в кино, самому получить пару раз по корпусу, выпустить пар и расслабиться. Он сел перелистывать старую записную книжку, пытаясь найти кого-нибудь из старых знакомых по карате и иному рукомашеству, и тут позвонил телефон.
Звонил Витька, с которым Андрей не виделся больше года.
– Как дела? – осведомился он. – Поразмяться не хочешь?
– Хочу, – чуть помедлив, ответил не успевший опомниться от совпадения Андрей. – Ты вовремя.
– Ага, приходи завтра, дело есть. Мой зал на «Октябрьском поле». Выход из первого ваго…
У Андрея кровь внезапно зашумела в ушах так, что пришлось переспрашивать.
Судьба…
С Витькой они были знакомы уже скоро десять лет. Познакомились еще в студенческие годы, на какой-то пьянке по случаю чьего-то дня рождения. Витька учился в Бауманке и занимался ушу. Андрей восстановился после армии в архитектурном и опять стал ходить на карате. Витька мечтал проектировать большое, железное и космическое. Андрей ничего на будущее не планировал и подхалтуривал моментальными портретами. В результате Витька работает по свободному графику в каком-то НИИ ради принципа и науки, а в остальное время занимается ушу – ведет три или четыре группы. А Андрей работает дизайнером по интерьерам, а в остальное время рисует. Иногда – за деньги. Витька успел жениться и развестись, а Андрей так и остался один. Андрей ушу и карате занимался время от времени, когда вступало в голову. А Витька своим ушу занимается серьезно, вдумчиво, вот и учит других уже который год.
