— Все правильно, — поддержала ее Кейт. — Ты прекрасно обойдешься без нас.
Кьяра сердито посмотрела на подруг.
— Хотелось бы в это верить.
Лукас задержался в дверях, наблюдая, как дядя переворачивает страницу в лабораторном журнале и продолжает писать. Может, это была игра света, но ему показалось, что его опекун похудел еще больше.
Громкий скрип пера заглушил шаги. И лишь когда он осторожно покашлял, Генри поднял голову.
— Лукас, какая неожиданность! Рад видеть тебя, мой мальчик. — Он кивнул в сторону буфета. — Налей себе бренди и посиди у камина, если не торопишься.
Лукас взял два стакана.
— Тебе налить?
— Может, немного хереса? Доктора взяли с меня клятву, что я вообще перестану выпивать. Но невозможно жить без маленьких поблажек себе.
— Знать об этом ничего не хочу, — сухо заявил Лукас.
В ответ дядя тихо засмеялся:
— Что-то новенькое.
— Да. И к черту все! — Ему хотелось, чтобы дядя громко расхохотался. Подав ему стакан, он чокнулся с ним.
— Мы что-нибудь отмечаем? — В голосе дяди слышались нотки радостного ожидания, что только укрепило желание Лукаса не разочаровывать его.
— Пока нет, — признался он. — Но у меня есть основания полагать, что мы близки к этому. — Сдвинув стопку книг по ботанике, Лукас присел на угол письменного стола. — Леди Шеффилд что твой английский шиповник — выносливая, гибкая и такая колючая, что отбивает всякое желание прикоснуться к ней.
— Леди удержала тебя на расстоянии вытянутой руки? — Генри удивленно приподнял бровь. — Такого не случалось, наверное, со времен, когда ты посещал школу и был прыщавым и тощим как щепка.
Лукас смущенно поерзал. Неужели он уже тогда гонялся за юбками? Может, теперь возраст дает о себе знать? Еще немного, и ему стукнет тридцать.
— При всей моей скромности, у меня не сложилось впечатления, что я ей не понравился. Мне показалось, что она вообще избегает мужчин.
— И не без оснований, — задумался дядя. — Я слышал, что Шеффилд был горьким пьяницей и распускал руки.
Из проведенного расследования у Лукаса сложилось такое же впечатление. Родители леди — богатый баронет и его амбициозная жена — решили обменять большое приданое на высокий титул. А потом бросили дочь платить реальную цену за этот брак.
— Она красивая? — спросил Генри.
— Очень, — подумав, ответил Лукас.
Генри печально улыбнулся:
— Умна и красива. Весьма редкое сочетание.
Лукасу вдруг стало не по себе, когда он подумал, что за все годы, которые он прожил у дяди, ему ни разу не пришло в голову поинтересоваться, почему тот не женился. Отойдя к буфету, Лукас снова наполнил свой стакан.
— Тебе никогда не хотелось привести жену в дом?
— Ах, работа — это такая ревнивая любовница, — засмеялся дядя как-то неискренно.
Лукас отвел глаза, бренди жег глотку. Только эгоистичный пьянчуга мог вести себя с дядей так, как вел себя он. Генри всегда был рядом, готовый выслушать его, разделить с ним и радости, и печали. И никогда не просил ничего взамен.
Молодость эгоистична по определению, попытался успокоить себя Лукас. Правда, такая банальность не делала чувство вины менее острым.
— Японимаю, занятие наукой приносит известное удовлетворение, — сказал он. — Но ты же хоть иногда отрывался от книг.
Какое-то время Генри молчал.
— У меня была девушка. Когда-то давным-давно. — Он разглядывал херес в своем стакане. — Мы познакомились на лекции. Профессор из Оксфорда читал скучно, а я вертелся по сторонам. — И тут мы встретились глазами и скорчили друг другу рожи. Потом, когда все закончилось, я повел ее к Понтеру, где мы обнаружили, что оба любим клубничное мороженое и ботанику.
— Ты ею увлекся? — осторожно спросил Лукас.
— Страстно. — Генри слегка улыбнулся. — Хотя ты представить себе не можешь, что меня могут интересовать не только чернила с бумагой. — Он вздохнул. — Ее звали Элизабет. Элизабет Спраг. Ее отец преподавал философию в Мертоновском колледже Оксфорда.
— И?..
— К сожалению, она оказалась хрупкой, как какая-нибудь старинная рукопись, которые ей нравилось изучать. Через полгода после нашего знакомства она умерла от чахотки.
Лукас судорожно сглотнул.
— Ох, извини.
— Да ладно. Жизнь и так коротка, жалей не жалей.
— Мне нужно было бы… хотя бы знать об этом, — запнулся он.
— Ты тогда был ребенком, — равнодушно пожал плечами Генри, — Сейчас эта история осталась в прошлом, а у тебя свои причуды. — Он натянуто улыбнулся. — И не надо так грустно смотреть, мальчик мой. Я доволен своей жизнью, — заключил Генри.
Вместо того чтобы воспользоваться моментом и оставить в покое эту тему, Лукас продолжил: — И у тебя больше никого не было?
— Насколько я помню, такой потребности даже не возникало, — отозвался Генри. — У меня были книги. И ты.
А что он дал Генри взамен, кроме хлопот и забот?
На какой-то миг Лукасу показалось, что лучше бы он оставался за городом. Сейчас он кутил бы со своими приятелями и шлюхами. Хохот, похоть и никаких забот. У Лукаса вдруг стало тяжело на душе.
Чувство ответственности? Господи пронеси! Подавив внутреннюю дрожь, он опустошил стакан.
— Я так же неинтересен, как случка в стогу сена.
— Нет-нет, все-таки у тебя были моменты. — В глазах Генри вспыхнул огонек. — Кроме того, мне было приятно узнавать о твоих похождениях, как будто я сам в них участвовал.
Лукас отставил стакан.
— Ладно, как я уже сказал, в ближайшее время у меня будет нечто более существенное, чтобы порадовать тебя. На завтра назначена встреча с леди Шеффилд.
— С чего ты решил, что на этот раз тебе удастся се переубедить?
— Потому что дама достаточно умна, чтобы понять — я преподнесу ей на блюдечке все, о чем она молится.
Генри весело фыркнул.
— Это ты о поцелуйчиках? Боюсь, вдове потребуются более весомые аргументы.
— Что ж, поживем — увидим.
Глава 6
Кьяра задержала дыхание, пытаясь умерить отчаянно колотившееся сердце. Это же надо, она не волновалась так с ночи своего первого бала.
Правда, тогда она была невинной девочкой, только что выпорхнувшей из классной комнаты и совершенно незнакомой с окружавшим ее чуждым миром. В то время войти в бальный зал какого-нибудь особняка в Мейфэре было для нее все равно что оказаться в сказочной стране. Титулованные джентльмены, одетые с ослепительной роскошью, казались ей сплошь прекрасными принцами.
