Передняя дверь закрылась за ними, а Харри задумчиво пошла своей дорогой.
– Надеюсь, ты не заболела, детонька? – сказала леди Амелия. – Что-то у тебя глаза слишком блестят. – Она помолчала и неуверенно продолжила: – Пойми, дорогая, в случае любой реальной опасности нас с тобой вовремя отошлют.
Тон ее, однако, скорее встревожил собеседницу, нежели ободрил или утешил ее.
Харри испуганно вскинула глаза. Леди Амелия неверно истолковала ее взгляд и похлопала ее по руке.
– Не переживай. Сэр Чарльз и полковник Дэдхем позаботятся о нас.
Накануне Харри удалось загнать Джека в угол. Он снова пришел, чтобы запереться с сэром Чарльзом на долгие таинственные часы. Девушка пряталась в столовой, пока Джек не вышел. Он явно устал, но при виде Харри лицо его просветлело:
– Доброе утро, дорогая. Вижу, глаза у вас блестят: что за кусочек сокровенной дамарской мудрости вы хотите вытащить из меня сегодня?
– Что именно вы сказали Корлату в то утро, как раз перед его уходом? – тут же спросила Харри.
Джек рассмеялся:
– А вы не любите ходить вокруг да около, а? – Он посерьезнел, озадаченно глядя на нее. – Не уверен, что мне следует вам рассказывать…
– Но…
– Но я расскажу. В дни дамарских гражданских войн человек подобным образом присягал своему королю или конкретному претенденту на трон, которого хотел поддержать. Время было особенно неспокойное, опасное, и потому ритуальная клятва своему вождю значила очень много. Больше, например, чем присяга королеве, которую давали все мы, офицеры. Фраза до сих пор имеет вес в горской традиции… но, понимаете, обращение к Корлату несколько, э-э, расходится с моим профессиональным долгом как островитянина, охраняющего границу Империи от этого самого Корлата. Рассчитанный риск с моей стороны… – Он пожал плечами. – Я хотел показать, что не все Оседлые… враждебны Свободным горцам, какова бы ни была официальная позиция.
После ухода леди Амелии Харри улеглась в свою ненавистную кровать и до полуночи, по обыкновению, дремала. Но когда темнота и покой разбудили ее, снова перебралась на диванчик перед окном, чтобы наблюдать, как проходит ночь.
Два тридцать. Как черно небо вокруг звезд. Ближе к горизонту угадывались более длинные плоские пятна тьмы, где звезд не было вовсе, должно быть, горы. А пустыня полнилась оттенками серого.
Незаметно она уплыла в сон.
* * *
Вон она, Резиденция, покойная и темная в лунном свете. Фаран и Иннат останутся здесь, с конями. Было бы рискованно брать их с собой дальше. Остаток пути он проделает пешком. Риск! Корлат кисло ухмыльнулся под защитой опущенного на лицо серого капюшона и скользнул в тень. Приключение захватило их, к добру или к худу.
– Сола, только не Чужая, – взмолился Фаран, почти слезно, и смуглый Корлат вспыхнул.
В его прошлом имели место определенные романтические эпизоды, включавшие скачки по ночной пустыне, но он никогда не похищал женщину, не заручившись заранее ее деятельной поддержкой. Отец Корлата был известным любителем женщин. Неожиданные единокровные братья и сестры нынешнего короля всплывали иногда до сих пор, не давая народу забыть об этом. Корлату порой казалось, что избранная им политика скрытности в подобных делах только нервирует людей. Люди не знали, что происходит – и происходит ли вообще. Уже некоторое время действительно ничего не происходило, но, видят боги, неужели его собственные Всадники действительно ждут, что он сорвется и выставит себя на посмешище из-за Чужой?! И именно сейчас!
Но с другой стороны, он не мог толком объяснить, почему делает то, что делает, даже самому себе. Хотя его решимость была тверда, как он с грустью обнаружил в тот миг, когда слова слетели с его уст. Но как же неприятно видеть своих людей расстроенными! Он хороший король, а не кисейная барышня. Поэтому, имея полное право велеть Фарану прикусить язык, он все же ответил ему:
– Это государственное дело, – медленно произнес он. Даже Всадникам, лучшим друзьям и самым верным подданным, он не мог открыто заявить, что он лишь следует капризам келара. – Девушка станет почетной пленницей, обращаться с ней будем со всем уважением, и я, и вы.
Никто ничего не понял, но все слегка успокоились. И избегали думать о неписаном законе своей страны, гласившем, что похищенная женщина лишается чести, вне зависимости от того, потеряла ли она на самом деле что-нибудь, кроме нескольких неудобных часов поперек чьего-нибудь седла, или нет. Как правило, соблазнение горца или горянки членом королевской семьи почиталось за честь, пусть и несколько опасную. Кто сумеет расслабиться с любовником, которому нельзя смотреть в глаза? Вот почему келар, Дар изначально королевский, продолжал всплывать в неожиданных местах. Но Чужаки, как известно, народ странный. Кто знает, что они станут делать…
– Сола, – нерешительно произнес Фаран.
Корлат остановился и чуть обернулся, показывая, что слушает.
– А если Чужаки обнаружат ее пропажу?
– И что с того?
– Они пойдут за ней.
– Нет, если не узнают, куда она подевалась.
– Но… как они могут не узнать?
Корлат мрачно улыбнулся:
– Потому что мы им не скажем.
Фаран, по его собственному выбору, не сопровождал короля на совет с Чужаками. Форлой, Иннат и другие, побывавшие в Резиденции, ухмылялись под стать королю. Чужаки не видят и того, что творится у них под самым носом.
– Вы выступите отсюда сразу же и медленно направитесь к горам. И снова поставите лагерь там, где ручей Леик выходит на поверхность. Там вы будете ждать меня. Я вернусь тем же путем, которым мы пришли, в течение трех дней. Пусть никто не скажет, будто девушка исчезла сразу после того, как горцев видели в поселении Чужаков. Я заберу ее из постели, пока она спит в большом доме, и поскачу обратно к вам.
Повисла задумчивая тишина. Наконец Фаран сказал:
– Я пойду с тобой, сола. У меня быстрый конь. – Веселья в его голосе не прибавилось, но дрожь ушла.
К тому же, глядя в лица шестерым, видевшим, как Корлат говорил с комиссаром, Фаран ощутил любопытство. Он никогда не видел Чужака, даже издали. Никогда не видел городка Чужаков.
Проведя в опустевшем лагере три беспокойных дня, Корлат, Фаран и Иннат стремительно поскакали обратно к городку Чужаков. «Они не видели нас даже средь бела дня, когда мы скакали к ним в развевающихся плащах на ржущих конях, – думал король. – Мы крадемся как грабители в пустой дом, притворяясь, будто у него есть хозяин. Иначе трудно до конца поверить, уж больно все просто».
Фаран и Иннат опустились на колени там, где стояли, и не смотрели, когда король уходил от них. Все равно они увидят не больше, чем он захочет им показать. Кони ждали так же тихо, как люди, но большой королевский жеребец провожал хозяина взглядом. Лишь ветер шелестел в низком кустарнике и длинных лошадиных гривах.
