Охотник вытащил из мешка две шкурки лима.
— Раскрой глаза, — укоризненно произнес работорговец, показывая на девушек. — Посмотри, какие красотки!
Охотник вытащил еще две шкурки.
— Мало, — упрямо повторил торговец.
Охотник вздохнул, завязал мешок, перекинул его через плечо и повернулся уходить.
— Подожди! — рассмеялся торговец. — Забирай своих красавиц.
— Нас продали, — побледнев, произнесла брюнетка.
Я вспомнил ее стильные мягкие темные брюки и красивый дорогой свитер. Некогда состоятельная девушка стала рабыней краснокожего охотника.
Работорговец запихал шкурки в висящий на поясе мешок и резко пригнул голову блондинки к дощатому помосту.
Потом проделал то же самое со второй девушкой. Рабыни замерли в новой позе. Они уже отведали плетей.
Затем работорговец сбил ошейники и оковы с рук. Туники невольниц остались на деревянном настиле. Охотник отрезал ножом кусок веревки из перекрученной кожи слина, связал невольниц за шеи и стащил их с платформы.
Оставшиеся девушки в ужасе следили за происходящим. Они поняли, что и с ними в любую минуту может случиться подобное.
Краснокожий сноровисто связал невольницам руки за спиной. Блондинка ойкнула. Судя по всему, здоровяку не раз приходилось связывать женщин.
Северные люди относятся хорошо ко всем, кроме животных. За полярным кругом пока одомашнили только два вида: снежного слина и белокожую женщину.
— Хо! — крикнул охотник и зашагал своей дорогой.
Приобретенные им животные затрусили следом.
— Этим рабыням придется нелегко, — заметил я, обращаясь к помощнику работорговца.
— Научатся таскать санки по снегу, — засмеялся он. — Самое тяжелое начнется, когда до них доберутся краснокожие женщины.
— Говорят, они могут их даже убить, — сказал я.
— У них только один шанс выжить, — ответил торговец. — Повиноваться с радостной готовностью.
— Разве не так должны вести себя все рабыни? — заметил я.
— Верно, — кивнул он.
Неожиданно одна из оставшихся девушек, та, на которой была фланелевая рубашка, закричала, обращаясь к красивому, статному прохожему:
— Господин! Купи меня! Я самая прекрасная девушка на свете!
Кричала она, естественно, по-английски, но смысл ее слов был ясен всем.
— Лучше купите меня! — закричала другая. — Купите меня, добрые, благородные господа!
Вокруг платформы снова стали собираться люди.
— Сколько хотите за этих двух? — поинтересовался кто-то.
— Девочки дорогие, — покачал головой торговец.
Я улыбнулся и пошел прочь. Скоро их продадут.
В большом павильоне уже начались торги. Со всех сторон раздавались крики рабынь, умоляющих, чтобы их купили.
— За вход надо заплатить, господин, — услужливо проговорил дежурящий на воротах раб. — Одну долю тарска.
Я порылся в кошельке и сунул ему деньги.
Ноздри мои задрожали, а кровь быстрее заструилась по жилам. Есть что-то волнующее в продаже рабынь.
— Четыре медных тарска! — выкрикнул устроитель аукциона.
На помосте, выгнув спину и вытянув одну ногу в сторону, стояла стройная невольница.
— Шесть! — произнес кто-то.
Девушка повернулась к толпе, закинула руки за голову и взъерошила пышную гриву волос. Взгляд ее был тяжел и неприветлив. Между тем в нем сквозила хорошо знакомая жителям Гора страсть. Из таких, как эта девчонка, получаются отличные, темпераментные рабыни, готовые в любую секунду удовлетворить прихоть хозяина.
Я пробирался через толпу, желая получше разглядеть происходящее. Рабыню продали за пятнадцать медных тарсков кузнецу из Тора.
Я оглядел толпу.
Следующей разыгрывалась стройная блондинка с Земли. Ее выставили на обозрение в причудливом нижнем белье. Узкие полоски материи на груди и в низу живота считаются там обязательным атрибутом женского гардероба. Руки рабыни были скованы за спиной.
Вначале с нее сорвали верхнюю полоску, потом нижнюю. Девчонка забилась в истерике. Нижняя тряпица всегда вызывает у гориан неподдельный интерес. Рабыни часто носят на животе и ягодицах куски ткани, но на Земле их принято сшивать вместе. Короткое шелковое одеяние, безусловно, предназначено для рабынь, но, если хозяин решит изнасиловать свою невольницу, такая штука потребует от него лишних движений.
Землянку продали за четыре медных тарска. Я толком не разглядел, кому она досталась. Кажется, кузнецу из Ти.
Я купил завернутый в вощеную бумагу и обильно политый соусом кусок мяса.
И в этот момент я увидел его. Наши взгляды встретились. Он побледнел. Отбросив в сторону кулек с едой, я бросился вперед. Он метнулся в толпу, пытаясь пробиться к краю шатра.
Это был тот самый тип, чью спину я увидел в харчевне. Тогда я его не узнал. Он уже успел поменять темно-коричневую куртку профессионального дрессировщика слинов на одеяние торговца.
Я ни разу не окликнул и не позвал его. Он тоже не произнес ни слова, один раз оглянулся, после чего побежал еще быстрее, расшвыривая в разные стороны случайных зевак. Он хотел добраться до края шатра.
Я гнался за человеком, который под именем Бертрама из Людиуса пробрался в мой дом и спустил на меня слина.
Я хотел растереть в ладонях его горло.
Добежав до края шатра, он располосовал материю и выскочил наружу. Когда я выглянул из павильона, на улице уже никого не было.
Упустил. Я выругался и ударил себя кулаком по ноге.
Из павильона за моей спиной доносились крики торговцев. Снаружи сновали сотни незнакомых людей.
В Сардаре ярмарка.
Шансы найти в многотысячной толпе человека, который знает, что его ищут, равны нулю. Я раздраженно крутился на месте. Какие-то люди уже лезли в дыру, чтобы не платить долю тарска при входе.
Интерес к торгам пропал. Потоптавшись еще немного, я слился с толпой и незаметно для себя дошел до ритуальных платформ. С них открывался волнующий вид на заснеженные вершины Сардара. Я забрался на платформу и долго смотрел, как сияют ледники в холодном свете трех белых лун. Отсюда же была хорошо видна вся ярмарка: огни, палатки, шатры, подмостки и там, вдали, амфитеатр, где сойдутся завтра за маленькой доской с красными и желтыми квадратиками Скорм из Ара и мягкий, деликатный Сентий из Коса. Ярмарка занимала территорию в несколько квадратных пасангов. Ночью она была по-настоящему прекрасна.
Спустившись по ступенькам, я направился в сторону ночлежных шатров, где еще утром оплатил свое место.
* * *
Я лежал, закинув руки за голову и задумчиво смотрел в потолок огромной палатки. По причине позднего времени лампы погасили. Уснуть я все равно не мог.
