– Есть маленько.
– Так чего же ему от меня понадобилось, раз он такой большой вырос? – в деланном удивлении Алихман-бек вскинул черные брови. – Мы-то в дамки не лезем.
Наша территория не дальше Арарата.
Дрозд учтиво поерзал в своем непомерном пиджаке.
Алихман-бек прекрасно знал, зачем он нужен казанским, валял дурака, что вполне понятно. Есть много способов набить цену товару, это один из них. Как и недельная волынка со встречей. Дескать, вы нас ищете, не мы вас.
Дрозд решил, хватит тянуть резину.
– Извини за прямоту, досточтимый, деньги из Казани месяц назад ушли, с двумя курьерами, но ответа нет.
Миша в затруднении. Не знает, как понимать.
Алихман-бек тупо на него уставился, изумление бека, казалось, достигло предела.
– Какие деньги, Георгий? Сколько?
– Два лимона, досточтимый. В чистой валюте.
Владыка перевел обескураженный взгляд на Леху Жбана, на Гарика Махмудова, словно прося подсказки, – Прыткие они там, – прогудел Леха. – Как блошки под ногтем.
Махмудов ответил более вразумительно:
– Наверное, ему нужен порошок. Который на складе.
Половина майского запаса.
– И деньги пришли?
– Вроде пришли. Но по старой цене. Без учета кризиса.
– А-а, – Алихман-бек звучно хлопнул себя ладонью по лбу, словно прозрел. – Так вот ты о чем, Георгий…
– Именно, – подтвердил Дрозд. – В полном соответствии с контрактом.
Алихман-бек спросил:
– А где твои полномочия, Георгий, чтобы вести такие важные переговоры?
Дрозд вежливо подыграл, изобразил смятение, но в глазах застыла скука, которую трудно скрыть.
– Какие полномочия, досточтимый? Деньги получены, товара нет. Скажи, почему нет, я поеду к Мише.
– Поедешь, как же! – не удержался Жбан. – Говорил же, они прыткие, как блохи.
И Гарик Махмудов осудительно цыкнул зубом. Алихман-бек загнул один палец.
– Значит, так. Полномочий нет – это одно. И цена изменилась, ты же слышал. Это второе. Даже не знаю, как быть. Выпей водки, Георгий. Спешить некуда, да? Раз уж пришел, выпей водки. Освежись. У нас водка хорошая, горькая, в Казани плохая, сладкая. Я пил. Но давно.
Дрозд послушно махнул фужер с ледяным "Кристаллом", утер губы ладонью.
– Извини, досточтимый, но так не бывает. Какая цена в контракте указана, такая и должна быть. На ходу цену не меняют.
– Ты уверен, Георгий? – от вкрадчивого тона Алихман-бека Дрозда передернуло. Свекольные щеки порозовели. Он был наслышан, на какие выходки способен непредсказуемый горец, но страха не испытывал. Бывший комсомольский работник Гоша Прохоров за десять лет свободного предпринимательства нагляделся всякого и мысль о внезапной смерти давно утратила для него свою остроту. Как и для большинства российских бизнесменов, ощущение скорой физической расправы стало для него непременным фоном любой мало-мальски выгодной сделки, но он верил в свою звезду, как отчаянный игрок верит в то, что последняя ставка, ради которой он заложил голову, принесет ему наконец удачу.
– Нет, не уверен, – ответил он спокойно. – Ведь кто я такой? Всего лишь посредник. Почему сердишься, досточтимый бек? Скажи новые условия, я передам Крученому. Он, наверное, согласится.
– Почему согласится?
– У него нет выбора. Ты контролируешь восточные коридоры. Он гордится дружбой с тобой. Но Миша тоже не может долго работать себе в убыток. С экономикой не поспоришь. Дай ему роздыху, бек. Это взаимовыгодно.
Алихман-бек задумался, глядя куда-то далеко поверх ресторанных голов. Может быть, ему явилось отчетливое видение родных ущелий. Сердце давно тосковало по солнечной, прекрасной родине, чьим преданным сыном он остался навеки. Разве не ради нее, любимой и светлой, все его великие труды? Незавидна участь абрека, вынужденного жить среди говорливых, коварных, трусливых, лживых русских свиней, но таков его рок: вместе с верными кунаками, не покладая рук, не зная отдыха, рубить окна в Европу и в Америку, и они уже прорублены наполовину. Уже грозная, спесивая Россия, мать всех пороков, покорно преклонила колени.
Он с сочувствием смотрел на мелкого, красномордого русачка в нелепом пиджаке, ерзающего, как шлюха на колу, изображающего значительную фигуру, но готового, как все они, снова и снова безропотно платить дань.
Жалкое, бессмысленное племя. Единственная сила этих людей в том, что их слишком много копошится на необозримых пространствах, и острые зубки вырваны еще далеко не у всех.
– Хорошо, Георгий, – сказал примирительно. – Передай Мише, с каждого доллара набавляю десять центов.
Это не моя прихоть. Накладные расходы растут, рубль падает, пусть Мишин бухгалтер посчитает. Лишнего я не беру.
Гоша Прохоров достал из внутреннего кармана пиджака простенький калькулятор и застучал по кнопкам с изумительной быстротой. Поднял на бека равнодушные глаза.
– Получается, за эту партию ты хочешь еще около двухсот тысяч?
– Чуть меньше, чуть больше – какая разница. В бизнесе важен принцип.
– Святые слова, – сказал Дрозд. Гарик Махмудов нежно погладил его по плечу.
– Ты хороший человек, да, Георгий? Но наглый, да?
– В Казани других не бывает, – подтвердил Леха Жбан.
– Выпей еще водки, – предложил Алихман-бек. – Мы тоже с тобой выпьем. Чтобы не осталось обид.
Однако слова Алихмана повисли в воздухе, потому что никто с Дроздом пить не стал. Ему пришлось осушить второй фужер одному. На этот раз он положил в рот зеленую маслинку на закуску.
– Любишь водку, да? – спросил Гарик Махмудов. – Без водки жить не можешь?
– Не могу, – признался Прохоров. – Без нее – хоть в петлю.
– Ну и хорошо, – заметил Алихман-бек. – У нас водки много. Не жалко для добрых друзей… Когда дашь ответ, Георгий?
– Завтра утром, досточтимый.
– Утром так утром, – Алихман-бек потянулся за салатом, теряя интерес к разговору. – Ступай, Георгий. Утром жду звонка.
– Мише передать, это ваше последнее слово?
– Зачем последнее? У нас много других слов. За один раз всего не скажешь.
– Благодарю за угощение, бек, – Гоша поднялся, вынырнув из пиджака, как из воды. Лицом красен и тих.
Мельком встретился глазами с Лехой Жбаном и доверчиво ему улыбнулся.
Через минуту у Алихман-бека в очередной раз прихватило пузырь, и он грозно выругался. Пожаловался Гарику:
