Вот и этот парень в гостиной выглядит каким-то сонным ирасслабленным.
«Какое мне дело, для чего он к нам заявился. Пойду-ка ялучше к себе наверх».
Но тут парень поднял руку и, повернувшись вполоборота,помахал ей в знак приветствия. Он не смотрел на Мэри-Линетт, но явно далпонять, что обращается к ней. Теперь она видела его профиль.
— Привет!
— Мэри-Линетт, это ты? — окликнула ее Клодин.
— Да. — Открыв дверцу холодильника, Мэри-Линеттчем-то шумно громыхала. — Я ищу банку с соком. Мне нужно идти, я спешу.
От досады и растерянности у нее сильно забилось сердце. Так,он ее заметил. Возможно, подумал, что она на него загляделась. Привык,наверное, что все вокруг на него пялятся. Подумаешь, тоже мне красавчик!
— Подожди, подойди к нам на минуту, — позвалаКлодин.
«Нет!» Мэри-Линетт понимала, что ведет себя по-детски глупо,но ничего не могла с собой поделать. Она продолжала греметь бутылками вхолодильнике.
— Иди сюда, познакомься с племянником миссис Бердок!
Мэри-Линетт застыла на месте, невидящим взглядом уставившисьна шкалу термометра. Из открытого холодильника тянуло холодком. Мэри-Линеттпоставила вниз бутылку с абрикосовым соком и не глядя вытащила из упаковкибанку кока-колы.
«Какой племянник? Что-то я не слышала, чтобы миссис Бердокупоминала о каком-то племяннике».
Правда, она никогда не слышала ничего и о племянницах миссисБердок, пока они здесь не появились. Миссис Бердок не особо распространялась освоей семье.
Итак, это ее племянник… Так вот почему он спрашивает о ней!Но знает ли он? А может, он с сестричками заодно? Или он приехал после них?Или…
В полном смятении она вошла в гостиную.
— Мэри-Линетт, это Эш. Он приехал навестить свою тетю исестер, — прощебетала Клодин. — Эш, это Мэри-Линетт. Та самая,которая так дружит с твоей тетей.
В воображении Мэри-Линетт мгновенно пронеслось видение: Эшмедленно поднимается. Его движения полны восхитительной ленивой грации сроднинеторопливому потягиванию сонного кота.
— Привет!
Он протягивает руку. Мэри-Линетт касается ее влажными ихолодными от банки с колой пальцами и смотрит ему в лицо.
— Привет.
На самом деле все было совсем не так.
Входя в гостиную, Мэри-Линетт опустила глаза и смотрела подноги, на ковер. Поэтому она хорошо разглядела его теннисные туфли фирмы «Найк»и потертые на коленях джинсы. Потом он встал, и Мэри-Линетт обратила внимание наего футболку с мрачным рисунком — черный цветок на белом фоне. «Наверное,эмблема какой-то рок-группы», — подумала она. Когда ее взгляд скользнул попротянутой для рукопожатия руке гостя, она, пробормотав приветствие,автоматически к ней прикоснулась и взглянула ему в лицо. И… произошло нечтонеобъяснимое.
Мэри-Линетт показалось, что она прикоснулась к его сути,вторглась в самые потаенные уголки его сознания, что он перед ней беззащитен.
Эй, разве ты меня знаешь?
Нет, она его не знала. В том то и дело. Она его не знала, ночувствовала, что знает. Казалось, будто кто-то проник в нее и коснулся еепозвоночника электрическим током. Это было крайне неприятно. Комната окрасиласьв блеклый розовый цвет. У Мэри-Линетт перехватило дыхание, и она ощутила, какна шее пульсирует жилка. Это тоже было неприятно. Но если сложить все этиощущения воедино, то в целом было похоже на легкое головокружение, наподобие…наподобие того, которое она ощущала, глядя на туманность Лагуна. Или когдапредставляла себе галактики, собирающиеся в скопления и сверхскопления — всекрупнее и крупнее, пока их размеры не выходили за грани воображаемого, и ей неначинало казаться, будто она летит в пропасть…
Вот и сейчас она падала. Она не видела ничего, кроме егоглаз. Это были странные глаза. Они, словно призмы, меняли цвет — как звезды,которые наблюдаешь сквозь плотный слой атмосферы. Только что они были голубыми,а теперь — золотистые… фиолетовые…
Прекрати! Пожалуйста, я не хочу, мне это не нравится!
— Как приятно видеть новое лицо, правда? У нас здесьочень однообразная, скучная жизнь, — проговорила Клодин совершеннобудничным, хотя и слегка взволнованным голосом.
Мэри-Линетт внезапно очнулась и отпрянула, словно Эшпротянул ей не руку, а змею. Она старалась смотреть на что угодно, только не нанего. Ей казалось, будто она только что избежала смертельной опасности.
— Что ж, — произнесла Клодин со своимочаровательным акцентом, теребя прядь волнистых темных волос, что случалось,только когда она очень нервничала. — М-м… может, вы уже знакомы друг сдругом?
В гостиной стояла тишина.
«Надо ведь что-то сказать, — в оцепенении подумалаМэри-Линетт, уставившись на облицованный плиткой камин. — Иначе это будеткак-то странно. Я поставлю Клодин в неловкое положение.
Но что же все-таки сейчас произошло? Неважно. Потомразберемся».
Мэри-Линетт судорожно сглотнула и изобразила на лице подобиеулыбки:
— Ну, и надолго вы к нам?
Она сделала ошибку, взглянув на него. Все повторилось снова.Но не так ярко, как прежде, — возможно, потому, что в этот раз она к немуне прикасалась. Однако ей вновь показалось, будто ее ударило током.
А Эш выглядел как кот, получивший пинка: шерсть дыбом,несчастный, удивленный…
«Ну, наконец-то пришел в себя», — подумала Мэри-Линетт.Они неотрывно смотрели друг на друга, а комната медленно кружилась, окрашиваясьв розовый цвет.
— Кто ты? — спросила Мэри-Линетт, попирая всеприличия.
— А ты кто? — спросил он тем же тоном.
Они продолжали пристально смотреть друг на друга.
Клодин слегка прищелкнула языком и убрала со стола томатныйсок. Мэри-Линетт испытывала неловкость перед мачехой, но сейчас ей было не донее. Все ее сознание сконцентрировалось на молодом человеке, на безмолвнойсхватке с ним. Она пыталась избавиться от странного ощущения, будто оказаласьчастью головоломки, которая только что совпала с другой.
— Ну, так… — начала Мэри-Линетт натянутым голосомв тот самый момент, когда Эш отрывисто произнес те же самые слова: «Ну, так…»
Они опять молча уставились друг на друга. НаконецМэри-Линетт удалось оторвать от него взгляд. Что-то щелкнуло в ее сознании, иона вспомнила:
— Эш, — сказала она. — Эш. Миссис Бердокчто-то говорила о тебе… о маленьком мальчике по имени Эш. Я не знала, что онарассказывает о своем племяннике.
— Внучатом племяннике, — уточнил Эш. Его голосзвучал не совсем уверенно. — А что она говорила?
— Что ты был скверным мальчишкой и, возможно, когдавырастешь, станешь еще хуже.
