— Стрелец Федот, или как там его, на восемнадцать лет по белу свету таскаться отправился. И по всему видно, не быть ему живому. За столько-то лет мало ли чего может случиться.
— Верно, — подхватывает Власьев, — денег у него много, Бог даст, грабители нападут, ограбят и злой смерти предадут. Кажись, можно теперь за его жену приняться.
— Вот-вот, — соглашается король, — возьми-ка ты мою коляску, поезжай в стрельцовскую слободку и привези её во дворец.
Комендант поехал в стрельцовскую слободку, приехал к Глафире-красавице, вошёл в избу и говорит:
— Здравствуй, умница. Король Афронт приказал тебя во дворец доставить. Сейчас и поехали.
Делать нечего, надо ехать. Это ведь король, а не бабушка Матрёна с соседского двора. Чуть что: «Мой меч — твоя голова с плеч». (Шутка такая королевская.)
Приезжает она во дворец, король встречает её с радостью, ведёт в палаты раззолоченные и говорит такое слово:
— Хочешь ли быть королевою? Я тебя замуж возьму. Стрельцова жена в ответ:
— Где же это видано, где же это слыхано: от живого мужа жену отбивать? Каков ни на есть, хоть простой стрелец, а мне он — законный муж.
— Я попусту ничего не говорю! — кричит Афронт. — Помяни моё слово: быть тебе королевою! Не пойдёшь охотою, силой заставлю! Мой меч — твоя голова!.. — и так далее.
Красавица усмехнулась. Посмотрела на него как на глупенького, ударилась об пол, обернулась горлицей и улетела в окно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Много царств и земель прошёл Федот-стрелец, а мячик всё катится да катится. Где река встретится бурливая, там мячик мостом обернётся. Где стрельцу отдохнуть захочется, там мячик пуховой постелью сделается. (Просто не мячик, а мечта туриста какая-то.)
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Наконец приходит стрелец к большому великолепному дворцу. Мячик докатился до ворот и пропал.
Стрелец подумал и вошёл во дворец. (Мячик же не дурак, туда, куда не надо, не приведёт.)
Встречают его три девицы неописанной красоты:
— Откуда ты пожаловал, добрый человек?
«Во, — думает стрелец, — сразу меня добрым человеком признали».
(А они всех так встречали.)
— Ах, красные девицы, не дали вы мне с дальнего похода отдохнуть. Сразу с расспросами набросились. Вы бы прежде меня накормили-напоили, отдохнуть положили да тогда бы и вестей спрашивали.
(Он, наверное, подумал, что в пятизвёздочный отель попал.)
Но девушки ничего, спорить не стали: собрали на стол, накормили, напоили его и спать уложили.
Проснулся он. Встал с мягкой постели, девицы несут ему умывальницу (это умывальник такой) и шитое полотенце. Он умылся ключевой водой. А полотенце не принимает:
— У меня, — говорит, — своя ширинка есть.
Вынул он эту ширинку (полотенце то есть), стал утираться, а красные девицы спрашивают:
— Добрый человек! Скажи, откуда достал ты эту ширинку?
— Мне её жена дала.
— Стало быть, ты женат на нашей родной сестре!
Кликнули мать-старушку, она вмиг прилетела, то есть пришла. Как глянула на ширинку, в ту же минуту признала:
— Это моей дочери рукоделье!
Начала она у гостя выспрашивать-разведывать про его житьё-бытьё. Он рассказал, как со своей женой познакомился-подружился, как они поженились и как король Афронт его послал туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. (Уж лучше бы просто послал.) Она говорит:
— Ах, хозяюшко! Ведь про это диво даже я не слыхивала! Постой-ка, авось мои слуги ведают.
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг — откуда только взялись! — набежали всякие звери, налетели всякие птицы.
— Гой еси, звери лесные и птицы воздушные! Вы, звери, везде рыскаете, а вы, птицы, всюду летаете. Не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?
Все птицы и звери (как по команде, все как один) рты раскрыли от удивления. Много чего они слышали и видели, а про такое даже им слышать не доводилось.
— Нет, про такое мы не слышали!
Распустила их старуха по лесам-небесам, по их рабочим местам, а сама воротилась в горницу.
Достала свою волшебную книгу, развернула её — и тотчас явились к ней два великана:
— Что угодно, что надобно?
(Слишком деловые! Хоть бы поздоровались сначала.)
— А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на середине — на самой пучине.
Не успел стрелок Федот сказать, что он не согласен, что он плавать не умеет, как великаны подхватили его вместе с тёщей, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на середине — на самой пучине.
Сами как столбы стоят, вода им по горлышко, а стрельца со старухой на руках держат. Крикнула старуха громким голосом, и приплыли к ней все гады и рыбы морские. Так и кишат, из-за них и синя моря не видно. Старуха их допрашивает:
— Гой еси, гады и рыбы морские! (На месте гадов я бы обиделся.) Вы везде плаваете, у всех островов бываете. Не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что.
Все гады и рыбы в один голос отвечали:
— Нет! Мы про такое не слыхивали.
Вдруг потеснилась вперёд старая колченогая лягушка (в окияне-море?), которая уже лет тридцать как в отставке была, и говорит:
— Ква-ква! Я знаю, где такое чудо найти.
— Ну, милая, тебя-то мне и надобно! — сказала старуха, взяла лягушку на белы руки и велела великанам себя и зятя домой отнести.
Мигом очутились они во дворце. Не теряя времени, стала старуха лягушку допытывать:
— Как и какою дорогою моему зятю идти?
Лягушка (всё, как на следствии) отвечала:
— Это место далеко-далеко, на краю света. Я бы его проводила, да уж больно я стара стала, еле ноги волочу. Мне туда и за пятьдесят лет не допрыгать.
Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в неё лягушку и даёт банку зятю.
— Неси, — говорит, — эту банку в руках. А лягушка пусть тебе дорогу показывает.