— Повсюду пробки — кошмар! — провозгласил Нейт с подчеркнутым изысканным акцентом, которому старательно подражал. — Ну и куда же меня поместит леди Джо?
— На третий этаж, в голубую комнату. Оставь саквояж, его отнесут.
— Как? — Нейт изобразил вытянутое лицо. — Не в домик?
— Там занято.
— О! У нас то и дело важные гости! Кто на сей раз? Опять особа, приближенная к императору?
Это был прозрачный намек на случай трехлетней давности, когда мне пришлось выселить его из домика для гостей ради Никки Трубецкого, отдаленного потомка русского царя Николая II.
Пока Нейт смешивал себе джин с тоником, Моника вернулась с послеобеденной пробежки. Она впорхнула в комнату, вся блестящая от испарины, в низких спортивных трусах и высоко сидящем топе. Нейту хватило одного взгляда, чтобы потом весь вечер следовать за ней, как преданная гончая. Это не принесло заметных результатов — Моника на него не клюнула. В разговорах со мной она называла его не иначе как «эта розовая игуана».
Я и сама находила, что в Нейте есть нечто от рептилии, но только в его сущности, а никак не во внешности. Он был мужчина что надо — густая светлая шевелюра, зеленые глаза и нечто задорное, мальчишеское во взгляде. С ним держались настороженно (людей отпугивала манера Нейта вставлять в разговор неожиданные колкие замечания), но он умел и понравиться. Он был умен, богат и интересен в обществе, где не так-то просто встретить человека разнообразных достоинств.
Тем не менее Моника осталась к Нейту равнодушна. Ее обращение с ним временами граничило с грубостью. Это не оттолкнуло Нейта, как раз наоборот. Все выходные он старался расположить Монику к себе: усердно развлекал, приглашал то поплавать, то пробежаться, то сыграть в теннис, обещал повести на заседание Верховного суда и до тошноты замучил рассказами о двух своих выступлениях по телевидению. Он старался ради того, чтобы остаться с ней наедине.
В конце концов Нейту удалось навязать ей партию в нарды. Моника предложила ставку в пять долларов очко, Нейт охотно согласился, и они устроились у бассейна за компанию с Люциусом. Графиня не только мастерски играла, ей еще и везло. Готовясь бросить кости, она неуловимо менялась, в ней появлялось что-то хищное. Броски выходили один к одному, и Нейт, помнится, заметил, что она могла бы зарабатывать таким способом на жизнь. Люциус скрипел зубами и ерзал на стуле при каждом ее удачном броске. Мало-помалу и Нейт утратил непробиваемый вид — он не любил проигрывать, как и мой муж.
Кончилось тем, что Моника ощипала их обоих, выиграв что-то около трех сотен. Интересно, что это лишь подогрело пыл Нейта. Когда она поднялась, извинилась и собралась пойти к себе, он бросился за ней. Немного погодя можно было видеть, как эти двое прохаживаются по лужайке, болтая и смеясь. От меня не укрылась внезапная перемена в их отношениях. Казалось странным, что можно вот так вдруг сменить гнев на милость — и это после всего, что Моника говорила о Нейте за глаза.
— Тебе не кажется, что Нейт наконец встретил женщину своей мечты? — обратилась я к Люциусу.
— Что за чертовщину ты несешь? — рявкнул тот и посмотрел пронизывающим взглядом.
Его реакция удивила меня еще больше, чем перемена в Монике.
— Я только хочу сказать, что Нейт, судя по всему, подружился с Моникой. Он уже два дня ходит за ней хвостом. Ты не заметил?
— Это не твоего ума дело, Джо!
— Да что с тобой такое? — не выдержала я. — На что ты злишься? Каждый из них тебе нравится, и я думала… я думала, ты обрадуешься, что они спелись.
— Прекрати сводничать!
— Монике пора как-то устроить свою жизнь.
— Почему это пора?
— Чтобы остаться в Америке.
— Не вижу, какая здесь связь.
— Пойми, она не может жить с нами всю оставшуюся жизнь! Не то чтобы я возражала, конечно. Для меня радость принимать ее под своей крышей.
Люциус посмотрел на меня очень странным взглядом.
— Так она тебе в самом деле нравится?
— Что за вопрос? Конечно, нравится. А тебе разве нет?
— В общем, да… — сказал он нерешительно.
— Я думала, ты от нее в восторге, даже с учетом твоего отвращения к проигрышу. Кстати, сколько ты ей должен за сегодняшнюю игру?
Он не слушал, глядя в пространство. Чуть погодя, с тяжким вздохом, он произнес:
— Ты никогда не жалела, что у нас нет ребенка?
Надо признаться, я опешила.
— Боже мой, Люциус, ты сегодня такой странный!
— Не знаю, не знаю… Когда я наблюдаю за вами с Моникой, то невольно думаю, что из тебя вышла бы хорошая мать.
Мое изумление перешло всякие границы, и рот открылся сам собой.
— Ну, знаешь! Что бы ты там ни думал, я не настолько стара, чтобы годиться ей в матери!
— Жаль, что я не был малышу Люциусу хорошим отцом…
— Еще не поздно это изменить, — осторожно заметила я, вклиниваясь между ним и подлокотником парусинового шезлонга.
До сих пор Люциус не заговаривал ни о чем подобном, а если на эту тему заикалась я, он прихлопывал мои слова как муху. Я погладила его седую гриву и заглянула в глаза, какие-то беспокойные. Мне хотелось понять, что навело его на такие мысли, но он уклонился от ласки и отвел взгляд.
— Когда подумаешь о гадостях, которые могут случиться с ребенком в этом безумном мире…
— Что такое, милый?!
— Ничего… абсолютно ничего. — Он опять вздохнул, еще более тяжко. — Я просто задумался, вот и все. Можно тебя кое о чем попросить? Не суй свой нос в чужие дела.
— Например?
— Для начала не превращайся в сводню.
— Ох, ради Бога! Моника сказала, что не прочь устроить свою жизнь, и мне показалось забавным, что Нейт так на нее реагирует. Что же, мне и смотреть на них воспрещается?
— Послушай, Джо, я устал. Хочу вздремнуть.
Люциус начал с усилием подниматься из кресла. Я вскочила, чтобы помочь ему.
— Я провожу.
— Перестань суетиться! — крикнул он, выставив руку вперед ладонью так резко, что я отпрянула.
— Я просто хотела пройтись с тобой.
Он одернул рубашку, поправил шорты, тщательно разгладив морщинки.
— Однажды нам придется сесть и серьезно поговорить.
— О чем? — спросила я рассеянно, все еще переваривая предшествующий диалог.
— Не знаю… о переоценке ценностей.
— А их нужно переоценивать?
— Видишь ли… — Люциус запнулся и развел руки с таким видом, словно не находил слов. — Ну, не важно.
Он потащился к дому, я смотрела ему вслед. Все это было в высшей степени странно и не похоже на моего мужа. Поразмыслив, я списала это на усталость и чересчур долгое пребывание на солнце и выбросила из головы вплоть до следующего утра, когда Люциус вызвал меня в библиотеку.