Фрош был сторожем зверинца в этом Месте Без Имени. Он заботился о льве, а также о других животных. Когда он представлялся, ноги мои еще дрожали, как лист на осеннем ветру. Он предложил мне сделать глоток из своей бутылки, к которой сам постоянно прикладывался. Я отказался: когда я вспоминал об истекающем кровью трупе, у меня желудок начинало выворачивать наизнанку.
Фрош разгадал мои мысли и успокоил меня: там был подвешен к потолку всего лишь кусок баранины. Он хотел приманить им льва, который от него убежал.
К сожалению, все эти объяснения предоставлялись на единственном языке, которым владел смотритель, а именно на гортанном, искаженном немецком наречии без половины звуков, на котором говорит чернь Вены. Я буду передавать его здесь так, словно это был нормальный разговор, а не вавилонская несуразица. На самом же деле мне приходилось просить его повторять каждое второе предложение, что вызывало у Фроша нетерпеливое сопение и, после того как он как следует приложился к своей бутылке шнапса – того крепкого алкогольного напитка, благодаря которому он поддерживал себе настроение, – множество недовольных отрыжек.
– Итальянец. Трубочист, – представился я на своем зачаточном немецком. – Я… чистить камины замок.
Фрош воспринял причину моего появления с удовлетворением. Самое время, мол, чтобы какой-нибудь император позаботился о Нойгебау. Сейчас здесь живут только животные, заключил он, указывая на Мустафу, который с большим аппетитом доедал остатки баранины.
Время от времени смотритель бросал на льва сердитый взгляд, после чего Мустафа (его имя должно было служить насмешкой над неверными турками) очень пристыженно сворачивался клубком. Очевидно, мрачный сторож пользовался у зверя непререкаемым авторитетом. Он заверял, что опасность мне уже совершенно не угрожает: все звери Фрошу слепо повиновались. Конечно, бывали редкие исключения, негромко добавил он, ведь лев все-таки убежал из-под его надзора и до недавних пор бродил на свободе.
Итак, я нахожусь не в плену кошмара, с облегчением вздохнув, подумал я, собираясь слезть со своего конька. И стал рассматривать его, резонно полагая, что теперь он предстанет передо мной не в таком причудливом виде хищной птицы, как всего несколько мгновений назад, в секунды пережитого ужаса.
Но нет. Передо мной было крайне таинственное судно, которое можно описать как смесь чудовища и машины.
То было нечто среднее между кораблем и каретой, хищной птицей и китом. У него была устойчивая форма кареты, очень просторный корпус баржи и безупречный парус судна. На носу красовалась гордая голова грифа с опасным крючковатым клювом, на корме – хвостовое оперение большого коршуна, а по бокам – мощные крылья орла. Оно было длиной в две кареты и шириной с фелуку. Сделано из старого, потрескавшегося, но не гнилого дерева. На борту, посреди свободной палубы, похожей на бочку, рядом со штурманом могли поместиться три или четыре человека. На носу и на корме находились два примитивных глобуса, наполовину источенные зубами времени, один из которых представлял небесный свод, а второй – землю, словно они должны были указывать воздухоплавателю курс. Весь корабль (если его можно так назвать) был накрыт большим парусом, натяжение которого придавало ему форму полусферы. На корме трепетал флаг, который я совсем недавно пытался выдернуть. На нем – герб с крестом.
– Это флаг Португальской империи, – пояснил Фрош.
Только одно мне действительно причудилось: парусник не поднимался в воздух, он прочно стоял на земле.
От удивления я спросил его, что это, ради всего святого, за транспортное средство и откуда оно здесь взялось.
Словно опасаясь, что его объяснениям не поверят, Фрош некоторое время покопался в углу двора и сунул мне под нос вместо ответа пачку листов. Они были исписаны старым готическим шрифтом.
Даже на самых сложных языках читать проще, чем разговаривать. Поэтому я уселся на пол, и мне удалось разобрать, что написано в брошюре, которой было около двух лет:
Известие о Летающем корабле, счастливо прибывшем из Португалии в Вену 24 июня вместе со своим изобретателем.
Перепечатанное с уже готового экземпляра, посланного на Наумбургскую ярмарку.
Год 1709 Р. X.
Вена, 24 июня 1709 года
1709 год. Вчера утром около девяти часов все в этом городе переполошились и взволновались, все улицы были полны народу, a me, кто не был на улице, высовывались из окон, спрашивая, что произошло; однако почти никто ничего не мог объяснить. Люди сновали туда сюда и кричали, что вот-вот начнется Страшный суд, другие говорили, что случилось землетрясение, а третьи – что перед воротами стоит целая армия турок. Наконец все увидели в небе неописуемое множество маленьких и больших птиц, которые, как сначала всем показалось, летели вокруг очень крупной птицы и ссорились с ней. Вся эта стая вдруг начала снижаться, приближаясь к земле, и стало видно, что то, что выглядело похожим на птицу, было машиной в образе корабля с надутым парусом, трепетавшим на ветру, и со держало в себе человека, одетого как монах, который возвестил о своем прибытии с помощью различных выстрелов.
После множества кругов, описанных этим воздушным наездником, стало ясно, что он намеревается приземлиться на площади города. Однако внезапно налетел ветер, который не только помешал ему исполнить задуманное, но и отнес к верхушке башни собора Св. Стефана, где ее опутал парус, так что машина повисла на соборе. Это событие вызвало новый шум среди всего народа, который бросился к соборной площади, вследствие чего в толпе было растоптано порядка двадцати человек.
Оказавшемуся в воздухе человеку никак не могли помочь все те зеваки, что таращились на него. Он требовал, чтобы его сняли при помощи рук, которые, однако, были чересчур коротки, чтобы оказать такого рода помощь. Когда же через пару часов ситуация в городе ничуть не изменилась и никто не помог чужестранцу, тот стал проявлять нетерпение, взял лежавшие в машине молоток и лом и принялся работать. В результате верхняя часть шпиля, поймавшего его, упала вниз, а он снова смог летать и после недолгого планирования опустил свой воз душный корабль, приземлившись неподалеку от замка императора. Туда немедленно были посланы солдаты городского гарнизона, чтобы защитить этого гостя, не то его разорвала бы на части любопытная чернь.
После этого его разместили в трактире «У Черного Орла», где он отдыхал несколько часов, затем же передал имевшиеся при нем письма всем находящимся в городе португальским посланникам и другим важным господам, которые приходилик нему с визитом, и рассказал, как позавчера, 22 июня, в 6 часов утра он отправился из Лиссабона на своем новом изобретении, по пути постоянно будучи вынужден сталкиваться с орлами, аистами, райскими птицами и другими неизвестными на земле пернатыми, и без двух двойных колунов и четырех ружей, которые у него были при себе, он распростился бы с жизнью и не прибыл бы сюда.
