Он уже давным-давно уверил себя, что их первая встреча не была случайной. Про себя он с благоговейным ужасом называл ее фатальной. Время от времени он заводил разговор о роке, о судьбе, но Райдер был безразличен к таким вещам. Он не углублялся ни в причины, ни в следствия. Сначала было то-то, затем следовало то-то, вот и все дела.
Они познакомились на бирже труда на углу Шестой и Двадцать третьей улицы. Очередь терпеливых людей, надеющихся, что служащий наконец сделает пометку в синей книжке безработного и выдаст пособие, тянулась к окошкам. Он первым заметил Райдера — высокого, стройного брюнета с крупными чертами лица. Он резко выделялся в толпе длинноволосого молодняка, чернокожих и стертых типов неопределенного возраста. К числу последних Лонгмэн был вынужден причислить и себя.
Люди в очередях частенько завязывают разговоры, чтобы скоротать время. А кто-то приносит с собой что-нибудь почитать. Лонгмэн, как правило, покупал по дороге «Пост» и в разговоры не ввязывался. Но несколько недель спустя, снова увидев Райдера, заговорил с ним. Райдер явно был не из тех, с кем легко познакомиться.
Но Лонгмэн заметил, что он обратил внимание на заголовок в «Пост»: ЕЩЕ ОДИН АВИАЛАЙНЕР УГНАН НА КУБУ.
— Вот зараза какая, просто чума, — сказал Лонгмэн. Райдер кивнул. — Не возьму в толк, что они с этого имеют, — добавил Лонгмэн.
— Трудно сказать. — Голос Райдера оказался неожиданно низким и властным. Типичный голос начальника, подумал Лонгмэн.
Ответ явно не предполагал продолжения разговора, а Лонгмэн не любил навязываться. Но Райдер возбуждал его любопытство, поэтому он пошел несколько дальше, чем обычно, и произнес слова, которые, как покажет будущее, оказались пророческими:
— Если б они с этого хоть что-то имели — кучу денег, скажем, тогда другое дело. А идти на такой риск неизвестно из-за чего…
Райдер улыбнулся:
— Все на свете рискованно. Дышать — и то риск: можно нечаянно вдохнуть какой-нибудь яд. Если не хотите рисковать, придется не дышать.
— Ну, тут уж ничего не попишешь, — сказал Лонгмэн, — я где-то читал, что перестать дышать невозможно, даже если захочешь.
Райдер снова улыбнулся:
— Думаю, и дыханием можно научиться управлять, надо просто найти правильный способ.
Добавить к этому было нечего, и разговор увял. Лонгмэн вернулся к своей газете, чувствуя себя полным идиотом. Но Райдер, получив наконец штамп в свою книжку и направляясь к выходу, вежливо кивнул Лонгмэну на прощанье. Лонгмэн провожал его взглядом, пока Райдер не скрылся за стеклянными дверями.
Неделю или две спустя Лонгмэн был в равной степени удивлен и польщен, когда Райдер подсел к нему за стойкой кафе рядом с биржей, куда Лонгмэн зашел съесть сэндвич. На этот раз Райдер казался не таким неприступным — дружелюбным, конечно, его было не назвать, но все же он был открытым настолько, насколько это вообще позволяла его сдержанная натура. Они поболтали ни о чем, а затем вместе отправились на биржу труда и встали в одну очередь. Теперь Лонгмэн чувствовал себя с Райдером более свободно, у него почти не было чувства, что он навязывается.
— На этой неделе еще один самолет угнали. Читали?
Райдер мотнул головой:
— Я не особенно читаю газеты.
— Этому парню не повезло. Он так и не увидел Кубы. Когда они сели для дозаправки, снайпер ФБР пристрелил его.
— Это лучше, чем рубить сахарный тростник.
— Что лучше — быть мертвым?
— Умереть — гораздо лучше, чем многое из того, что мне приходилось делать. Например, продавать паи в инвестиционных фондах.
— Так вот чем вы занимаетесь!
— Я несколько месяцев пытался этим заниматься. — Райдер пожал плечами. — Похоже, торговец из меня никакой. Я плохо умею уговаривать людей. Предпочитаю приказывать.
— То есть быть начальником, вы это имеете в виду?
— В некотором роде.
— Инвестиции — это не основная ваша профессия?
— Нет.
Дальнейших объяснений не последовало, и, несмотря на растущее любопытство, Лонгмэн не стал расспрашивать дальше. Вместо этого он заговорил о себе:
— А я работал на стройке. Знаете, эти маленькие коттеджи на Айленде? Ну, фирма обанкротилась, я и вылетел.
Райдер кивнул.
— По профессии-то я не строитель, — продолжал Лонгмэн, — раньше я был машинистом подземки.
— Вышли на пенсию?
— Мне только сорок один!
— Я примерно так и представлял себе ваш возраст, — вежливо сказал Райдер. — Потому и удивился, что вы так рано вышли на пенсию.
Это было изящное извинение, но Логмэн на него не повелся. Он знал, что потасканный вид и ранняя седина сильно старят его. Он ответил:
— Я проработал машинистом около восьми лет, но какое-то время назад ушел оттуда.
Райдер снова кивнул. Девяносто девять человек из ста в этом случае поинтересовались бы, с чего это он вздумал бросить хорошую работу? Допустим, Райдеру на это совершенно наплевать, но хотя бы простая вежливость требовала, чтобы он задал вопрос. Но Райдер молчал. Раздосадованный Лонгмэн сам задал встречный вопрос, которого до сих пор старательно избегал:
— А вы кто по профессии? Я имею в виду основную вашу профессию?
— Я бывший военный.
— И в каком чине вы вышли в отставку?
— Полковник.
Лонгмэн смутился. По собственному опыту армейской службы он знал, что в тридцать лет — а примерно столько он на глазок дал Райдеру — невозможно дослужиться до полковника. Странно, парень совсем не похож на лжеца. Лонгмэн не знал, что и думать, но Райдер тут же добавил:
— Это было не в американской армии.
Объяснение отнюдь не развеяло недоверия Лонгмэна. А в какой же еще мог служить Райдер? Говорил он, как типичный уроженец Нью-Йорка, ни намека на акцент. В канадской, что ли? Но и там к тридцати до полковника не дослужишься…
Он подошел к окошку, забрал свою книжку, затем подождал Райдера. Выйдя, они двинулись в сторону Шестой авеню.
— Вам куда? — спросил Лонгмэн.
— Да все равно, хочу немного прогуляться.
— Не возражаете, если вместе? Мне тоже делать нечего.
Они шли в сторону Тридцатых улиц, обмениваясь незначащими замечаниями, но загадка не давала Лонгмэну покоя, и наконец, остановившись на краю тротуара перед светофором, он спросил в лоб:
— Так в какой же армии вы служили?
Райдер выдержал столь долгую паузу, что Лонгмэн уже собрался извиниться за бестактный вопрос, но ответ все же последовал:
— Вы имеете в виду последнюю? Биафра.[5]
