Счёт на минуты пошёл, – сказал я.
У Кислицыных была своя изба на одной из спускавшихся к речке улиц. Доехать туда на пролётке не удалось – колёса завязли в густой грязи ещё в самом начале улочки. Дальше только пешком, что, в общем-то, не так уж и плохо. Появление тут конного экипажа – событие редкое, вызовет ненужный интерес.
Я велел кучеру, чтобы ждал нас поблизости, а если через полчаса не появимся – пусть гонит во весь опор к отделению милиции и вызывает подмогу.
Бородатый возница растерянно замигал, но пообещал сделать всё, как сказали. Даже перекрестился, показывая серьёзность намерений.
После обильного дождя дома буквально утопали в грязи. Я мысленно распрощался с ботинками. Как ни старайся, всё равно размокнут и превратятся в непотребство. Надо было не пижонить, ехать в губернскую столицу в сапогах, но мне захотелось произвести хорошее впечатление на руководство «Главплатины». Вот и произвёл, на свою голову…
Хорошую обувь найти, конечно, можно, только она денег стоит. Часто – очень больших, а я давно поистратился, перестав самому себе напоминать Креза.
– Вот их дом, – тихо произнёс Леонов, указывая на самую обычную, чуть покосившуюся избушку.
Время летело быстро, незаметно пришёл вечер, стало темнеть. В окнах, выходивших на улицу, горел свет, за занавесками мелькали тени. Значит, не опоздали, в доме кто-то есть.
Донеслись приглушённые голоса. Я прислушался: разговаривали двое, причём на повышенных тонах, и оба – мужчины. К сожалению, смысл разговора уловить оказалось невозможно, я мог лишь догадываться, что обитатели дома выясняют отношения. Потом к мужским добавился женский голос, слегка сварливый и недовольный.
Скорее всего, это санитарка Кислицына. А кто-то из тех двоих – её брат. Отлично, накроем всю семейку и третьего неизвестного разом. Я подал знак Леонову: подойдём поближе. Он кивнул, взял револьвер наизготовку.
И тут входная дверь распахнулась, выпуская на улицу мужчину. Показываться было рано, мы отпрянули в разные стороны.
Мужчина чиркнул спичкой и закурил. На секунду вспышка осветила его лицо – задумчивое и мрачное. Хотя я бы и сам на его месте не радовался жизни. После такого косяка самое время в темпе сматывать удочки и покидать насиженное место, не надеясь на чудо.
Но это точно не тип из палаты – кто-то другой, незнакомый.
Докурив, мужчина отбросил бычок и снова зашёл в дом.
Мы переглянулись.
– Пора! – беззвучно прошептал я.
И в эту секунду тишину пронзил женский крик, тут же оборвавшийся на высокой ноте. Сомнений не оставалось: внутри происходит нечто страшное.
Не сговариваясь, мы кинулись к дому.
Глава 9
Хлипкую дверь удалось вынести с одного удара. Я только поднажал плечом – и практически ввалился в сени. Следующая дверь открывалась на себя, я рванул за ручку и распахнул её.
Увиденное меня не обрадовало – на грубом дощатом полу бились в конвульсиях два тела: мужское – киллера, совсем недавно метавшего в меня финку, и женское, судя по полноте, – санитарки Кислицыной.
Над ними во весь рост стоял человек, только что куривший на крыльце. В правой руке он держал окровавленный нож.
Очевидно, главарь шайки убрал засветившихся подельников. Опоздай мы хоть на пять минут, застали бы только два трупа, и не факт, что смогли бы напасть на след убийцы.
Я не церемонился: когда бандит ринулся на меня, выстрелил ему в бедро.
– Сука! Ты что творишь?! – заорал он, бросив нож и схватившись за рану.
Я оставил его Леонову, а сам бросился к лежавшим на полу. Мужчина только что отошёл на тот свет, а вот Кислицына ещё сопротивлялась, жизнь не желала покидать её роскошное тело.
Вспомнив навыки оказания первой медицинской помощи, я перевязал её рану. Если повезёт – дотянет до суда и даст показания на убийцу. Не повезёт, так и хрен с ней, никакой жалости я не испытывал. Из-за этой сволочной бабы в больнице лежит мой сотрудник, который до сих пор не пришёл в сознание. И ещё неизвестно, чем вся эта история закончится для него.
Первыми прибыли медики. Они забрали Кислицыну и увезли её на операцию. Фельдшер осмотрел раненого и, похвалив сделанную мной повязку, разрешил оставить его для допроса. Труп (как я и думал, это был Кислицын-старший) забрали в морг.
Обыск показал, что основная масса награбленного хранилась в доме: мы нашли в подполе заботливо сложенные тюки с мануфактурой и вещи, соответствующие описаниям награбленного у Кондрюховых и священника.
Можно сказать, джек-пот, только меня это не радовало. Слишком долго гуляли эти сволочи на свободе, слишком много трупов оставили за собой.
Через час мы с Леоновым допрашивали арестованного в моём кабинете. Он назвался Тимофеем Семёновым, работником скотобойни. При нём нашли удостоверение личности на эту фамилию, но я попросил Зимина пробить арестованного по всем сводкам. Может, эта шайка успела наследить не только в Рудановске.
– Были ли у вас другие сообщники, кроме Николая и Агриппины Кислицыных? – спросил я.
– Зачем? – Он недоумённо повёл плечом. – Мы прекрасно справлялись с Николаем, а Гаппа… Всего лишь дурочка, которая выпрашивала у брата подарки и путалась с мужиками. Даже с одним из ваших закрутила. Не понимаю, почему Николай не прибил её за это!
– Ладно Кислицына – своё мнение о ней вы уже высказали, но вот ваш напарник… Не жалко было его убивать?
Семёнов ухмыльнулся.
– Конечно, жалко, гражданин начальник. Только выбора вы мне не оставили. Сначала Коля не добил легавого у Рвача, потом в больнице сплоховал… Я сразу понял: вы нас найдёте. Тем более, если тот легавый очухается. Ну а Коля – мужик хлипкий, долго язык за зубами держать не будет. Если бы вы его арестовали, сдал бы меня с потрохами в тот же день. Так что их жизнь на вашей совести, гражданин начальник.
– Интересный поворот, – удивился столь кривой логике я. – Ты, значит, их приговорил, а виновата милиция.
– А как иначе? На нас столько крови, что я даже не сомневаюсь в приговоре. Не знаю, как вам, гражданин начальник, а мне моя шкура дорога, и получать пулю в лобешник жуть как не хочется.
В чём ему не отказать – так в манере держаться. Он не «плыл», не валялся в ногах, не рыдал, вымаливая прощение. Чем больше я с ним общался, тем сильнее понимал, что вижу перед собой зверя в обличье человека.
Ему удалось допечь своей абсолютной непрошибаемостью молодого и горячего Леонова.
– Ты, ублюдок, – заговорил тот, наливаясь кровью, – я вообще не понимаю, почему товарищ Быстров с тобой миндальничает. Будь моя
