вы сказали, что трупа не было, — повернулся он в мою сторону. — Нестыковочка.
Я сделала Лариске страшные глаза, а Димка попытался объяснить милиционеру, что «скорая помощь» увезла не труп, а травмированного профессора из Америки, который упал, разбил лоб и потерял сознание, а рабочие, не разобравшись, вызвали «скорую помощь» и милицию для порядка.
— Это у вас называется порядком — милицию по два раза на день вызывать? — озлился майор.
— Почему по два? — удивился Мишаня. — Мы вас сегодня только первый раз вызвали.
— Вы еще издеваетесь? — окрысился милиционер. — Вот оштрафую вас за ложный вызов, тогда узнаете.
— Но ведь вызов был не совсем ложный, — заискивающе начала я. — Мы же сначала подумали, что профессор действительно разбился насмерть, и позвонили вам. А тут как раз потерпевший ожил.
Иван Ильич от возмущения начал наливаться краской:
— Вы что же это мне голову морочите совсем? Ваш потерпевший, что же, сначала умер, а потом вдруг ожил?
— Да нет же, — теперь уже я начала терять терпение. — Не умирал он вовсе, а только сознание потерял, а все решили, что умер.
Майор энергично потер лицо, мотнул головой и уставился мне в глаза:
— Ну, и где же ваш оживший труп? — устало спросил он.
Я потупилась и рассказала, как мы нечаянно уронили носилки вместе с потерпевшим, отчего тот опять потерял сознание, и «скорая» увезла его в больницу.
— О Господи, твоя воля, — как-то совсем не по уставу выразился майор и покосился на давящегося от смеха подчиненного, молодого милиционерчика.
— Ты чего это? — строго спросил он.
Милиционерчик зашелся деланным кашлем.
— Муха в горло попала, — прохрипел он.
Майор бросил на парнишку недобрый взгляд и пошел прочь от нашего дома, даже не попрощавшись.
— Вы уж извините, — крикнул вдогонку Димка.
— Спасибо, что зашли, — совсем некстати произнесла Лариска.
Майор ничего не ответил и скрылся за поворотом. За ним торопливо поспевал молоденький милиционерчик.
— Ну, слава тебе, Господи, — облегченно вздохнул Мишаня. — Кажется, пронесло.
Он сел на скамейку и закурил.
— Что за лето выдалось, — произнес он, глубоко затянувшись, — просто ужас какой-то. Прав майор, что ни день, то новая беда. А у тебя, Димон, слыхал, родственники объявились в Париже? — без перехода поменял тему Мишка. — Господа все в Париже?
Лариска заинтересованно уставилась на Димку.
— Дима, расскажите про Париж, про родственников, — заворковала она.
Мишка с неодобрением посмотрел на жену.
— Ты что, в Париж, что ли, хочешь? — спросил он. — Сказала бы. — Он пожал плечами. — Что там делать? Моря там нет, а магазинов с тряпками и здесь теперь полно.
— Да разве в этом дело? Париж — это город любви, — мечтательно пропела Лариска, глядя Димке в глаза.
Мишке такое поведение жены совсем не понравилось. Он был ревнив и болезненно переносил знаки внимания, оказываемые мужчинами его красавице жене. А уж если Лариска на кого посмотрит — быть беде. Поэтому Мишаня заявил, что уже поздно и пора домой. Даже мое приглашение отужинать он отверг категорически, хотя по натуре был компанейским парнем. Лариске смерть как не хотелось уходить, но грозный муж увел ее почти силой. Мы проводили их до калитки.
— Спокойной ночи, — сказал Мишаня.
— Поплюй, — испугалась я.
— В каком смысле?
— В смысле через левое плечо, чтоб не сглазить, — пояснил Димка.
— А-а... — протянул Мишаня и с готовностью хотел плюнуть, но слева оказалась Лариска. — Садись, дорогая, — Мишка галантно открыл перед женой дверцу джипа.
Они уселись, и машина почти бесшумно, едва шурша гравием, выплыла из проулка.
Мы остались одни. После такого шумного нервного дня тишина ночного сада почти оглушила. В том смысле, что было так тихо, как будто я оглохла. Вдруг где-то рядом запел соловей. Мы замерли у калитки и несколько минут слушали его трели.
— Эх, шельмец, как выводит, — похвалил Димка. — Ай, молодца. Слушай, Марьяшка, есть как хочется, — без перехода сообщил он, — сил нет.
Мы пошли в дом и начали метать из холодильника все, что попадалось под руку.
— А Мишка-то какой ревнивец, — заметила я.
— Не понял, — отозвался Димка.
— Да я про Мишаню. Лариска принялась тебя гипнотизировать своими глазищами, Мишка ее сразу же и увел. Не заметил, что ли?
— Не-а.
— Ну, ты и чурбан, Димыч. Такая красавица ему глазки строит, а он, видите ли, не заметил.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Димка. — Давай лучше ужинать. Кстати, сало у вас есть? Давай забацаем яичницу с салом, как в старые добрые времена.
— Эх, Димыч, по заграницам ездишь, а замашки как были, так и остались плебейские. — Я присела перед открытым холодильником в поисках сала. — Кажется, калитка хлопнула, — прислушалась я. — Может, наши уже вернулись?
По дорожке к дому процокали каблучки, и на террасу вбежала Лариска.
— Мишка опять в канаву упал, — сообщила она с порога.
— Да он же не пьяный был, — удивился Димка. — Ты что, не можешь его поднять?
— Да он вместе с машиной упал.
Я захохотала, а Димка посмотрел на меня с недоумением. Дело в том, что Мишаня, будучи абсолютно трезвым, периодически падает в канавы. И всегда вместе с машиной. Однажды был такой случай. Поехал он в соседний поселок навестить больного приятеля. По дороге, как водится, свалился в канаву и до товарища добрался уже пешком. Поднял больного с постели, и вместе они целый час вытаскивали Мишкину машину из кювета. Проведал больного друга, называется.
— Он что, ездить не умеет? — спросил Димка.
— Обижаешь, начальник. Просто он очень быстро ездит, не всегда успевает повернуть.
Мы подошли к месту ДТП. Джип сполз в канаву левым боком, а сам Мишка сидел, а точнее лежал на водительском месте и курил. От дна канавы его отделяло только боковое стекло. Из стереоколонок надрывалась Маша Распутина.
— Миш, ты бы хоть музыку выключил, — попросила Лариска. — Нечего народ смешить. Хочешь, чтобы весь поселок узнал, что Ломов опять в канаву свалился?
— Вместо того, чтобы критику наводить, — донесся из канавы голос, — лучше бы протянули потерпевшему руку помощи.
— Нет, дружище, — Димка обошел вокруг машины, —
