в неурочное время.
– Ничего сложного? – возмущенно повторила я.
– Не кричи так. А то разбудишь сама себя, и я не успею договорить.
Девушка подошла ко мне ближе, сняла у себя с головы платок. Я зачарованно смотрела на ее прическу. И правда, куча косичек. Совсем не по местной моде. Хотя, скольких особ женского пола я тут видела-то, с другой стороны.
– Вытяни вперед правую руку, – скомандовала она. Я повиновалась и девушка обвязала платком мое запястье, закрепила тройным узлом. Что-то прошептала и косыночка исчезла. А ощущение ткани, стягивающей кожу, осталось.
– Теперь, как будет испытание, подними руку ладонью вверх, очерти три раза круг по часовой стрелке и скажи: “Акерамус”.
– И что?
Собеседница моя собиралась что-то еще сказать, но над ухом раздалось громкое мяуканье и я проснулась, не дослушав.
8.1
Барселла царапала подушку когтями и вопила. Причем, во сне. Что это, стресс от переноски так сказывается?
– Эх, не дала такой интересный сон досмотреть! – расстроилась я. – Может мне бы эта девочка с обложки, то есть с картинки, рассказала бы еще что интересное. А тут только слово одно, и то не уверена, что я его верно запомнила… Адерамус? Амирамус?
Кошка уже проснулась и смотрела на меня вопросительно. На “амирамусе” вдруг взяла и цапнула за руку.
– Ты чего? Курицей не наелась? – обиделась я, отдергивая руку. – Я тебе лучшие куски отдавала, между прочим.
Отчитав Барселлу, продолжила перебирать варианты.
– Авирамус?
Кошка зашипела. Она что, на эти мои попытки реагирует? Стоп, кажется, я вспомнила.
– Акерамус! – и торжествующе на кошку посмотрела. Та подошла и потерлась лбом о мой локоть. Вот чудеса! Хвостатая любительница курятины явно не просто так за мной увязалась.
– Ладно, акерамус акерамусом, но нам пора.
Я подошла к окну, выглянула. В небе светила Луна, все еще почти полная. И великолепная, дух захватывает.
– Собираемся и чешем отсюда, – скомандовала я кошке, заворачивая свой небогатый скарб в плащ и связывая его полы с рукавами, чтобы получилось нечто на манер сумки. Просунув в образовавшиеся ручки древко метлы, я подхватила кошку подмышку. Взяла свой веничек вместе с грузом и собралась уже было через дверь выйти, как в нее постучали. Я замерла. Кто бы это мог быть? Ответ пришел сразу. Голосовым сообщением.
– Ларисоль, открывай!
Голос требовательный, властный даже, я бы сказала. Что нужно Омерфору среди ночи?
Придется через окно тикать. Оседлала метлу и засеменила верхом на ней к окну, распахнула настежь. Я некрупная, должна пройти.
– Полетели! – не знаю уж, как метелки заводятся. В прошлые разы даже командовать не потребовалось.
Метла меня не послушалась! Сломалась что ли? Или она как золотая рыбка, три желания выполняет?
Я и подпрыгнула уже. Раз, другой, третий. Пока из свертка остатки курицы не вывалились. Кошка обрадованно вывернулась из-под руки и кинулась к мясу. А в дверь барабанили все настойчивее.
– Ларисоль! Просыпайся! Дело есть!
Дело у него.
– Подожди, мне одеться надо, – попыталась я изобразить сонный голос. Сама же лихорадочно соображала, что дальше делать. Из окна сигануть, вдруг метла испугается и заработает? Не вариант, с третьего этажа-то. Еще и Барселлу от окорочка куриного поди отдери. А я ведь обещала, что ее не брошу. Вдруг она поняла? Вон какая разумная, в акерамусах разбирается.
Вздохнув, я пошла открывать дверь. Верховный жрец выглядел так, словно собрался на работу в офис. Нет, не в пиджаке с галстуком, но по здешним меркам элегантно и ухоженно. И прическа в порядке. Волосы даже в хвост собрал, аккуратненько так.
– Ты знаешь, который час? – спросила я неприветливо. И это было, кстати не драматизма ради. Я ведь и правда понятия не имела, что часы показывают. Не было их у меня.
– Четыре утра, – отчеканил Омерфор, – самое время тебя проводить в склеп.
– Куда? – обалдела я. – Испытание уже началось?
– Еще нет, – успокоил меня жрец. Правда, в его металлическом голосе я уловила небольшое вкрапление какой-то более мягкой материи. Дерева, может быть.
– Древние книги гласят, что ведьму следует заранее отвести в склеп, где она будет дожидаться своего жребия.
– А почему под утро-то? – не поняла я.
– Потому что я только-только дочитал священный текст, – с достоинством сказал Омерфор.
– Ага, нечасто у вас испытательные мероприятия происходят, да? – догадалась я.
– Никто не объявлял себя послаником какой-либо богини уже семьдесят лет, – признался ночной гость, – а с ведьмами…
– Знаю-знаю, – перебила я его, – двести лет как разобрались. Вещи с собой взять можно?
Омерфор с сомнением посмотрел на мою метлу.
– Что, боишься, сбегу на ней? – поняла я его. – Мамой клянусь, то есть Оделаморой… сегодня не улечу.
– Ты уж определись, мама она тебе или бабушка, – буркнул жрец, – ладно, бери метлу и шляпу.
– И фамильяра!
– И кошку, – сдался он, – идем в карету.
Подумать только, карета. Чувствую себя принцессой. Хоть и в ведьминской шляпе. По дороге Омерфор со мной не разговаривал. Барселла и то себя общительней вела. Поэтому я смогла предаваться вволю своим мыслям.
Что мы имеем? Кучу женоненавистников у власти, да еще и ведьмоборцев. Я теперь понимаю, откуда у них культ Оделаморы и Иналуру. Это вовсе не отглоски матриархата, скорее всего. Просто в жизни Рианурта происходит всякая ерундень, и как ее объяснить, если на небе сидит боженька в мужском обличье? Значит, все дело в дорвавшихся до руля взбалмошных девицах. Но вот рано или поздно проснется папенька, всех наругает и сделает хорошо. А пока приходится задабривать церемониями вредных и несообразительных богинь. И весь хаос в Рианурте – только доказательство того, насколько несостоятельно женское правление. Если я права, то и меня считают лишним доказательством взбалмошности Оделаморы. А выбора-то нет, надо ее прославлять.
– Выходи! – я и не заметила, что мы приехали и Омерфор открыл передо мной дверь. Поди решит, что я уснула. Взяла коробку с кошкой в одну руку, метлу – в другую. И выбралась наружу.
Склеп оказался местом неприветливым и с виду жутким. Каменное здание, за которым… что это? Кладбище? Может, мой неприветливый провожатый – некромант?
Двери склепа охраняют статуи волка и медведя. Может и еще какие есть, пока не видно.
– Мрачновато здесь! – не выдержала я. – А что за кладбище, ваше – городское?
– Нет, конечно! – возмутился Омерфор. – Здесь всякие отродья покоятся… или, надеюсь, все же беспокоятся.
– Типа меня?
– Именно. Извини, ничего личного.
Омерфор сказал это так вежливо, что я поняла – уж точно он в эту фразу вложил личное. И много.
По невысокому крылечку мы зашли в низкую, тесную постройку, которую даже и зданием-то не назвать.
– Вот здесь ты просидишь до полудня.
