мимо очередного трансформатора, пальцы успели зацепиться за обгорелую изоляцию высоковольтного провода.
Удар, россыпь искр и истошный задыхающийся хрип. В воздухе запахло паленой плотью. Юра второпях забыл учесть закон Джоуля-Ленца. Медные нити стремительно нагревались и уже начали плавить резиновую подкладку. К счастью ученого, существо, корчась в судорогах, отбросило пленника раньше, чем костюм заполыхал пламенем. Юра пролетел метра три мимо оборванных кабелей и упал в широкую вентиляционную шахту.
Пробив спиной сгнившие вентиляторные лопасти, Юра провалился в глубокую жестяную бездну. Сырой ветер беспорядочно трепетал опаленные волосы, забирался за шиворот и мертвецкой хваткой давил на горло. Скорость падения стремительно возрастала, с каждой секундой новый вдох давался все сложнее и сложнее. Извиваясь ужом, Юра с трудом компенсировал неконтролируемое вращение. К этому времени прошло уже около пятнадцати секунд.
«Если пренебречь сопротивлением воздуха, то скорость уже превысила четыреста километров в час, – заключил Юра. – Вероятность выживания человека с массой… хотя неважно. В любом случае, мне не удастся замедлиться до приемлемой скорости. Что ж, это будет не самая худшая смерть, которую я ожидал. Если перевернуться головой вниз, то даже очень быстрая. Центральная нервная система будет моментально уничтожена, а нейронные связи даже не успеют отреагировать на удар и поднять предсмертную панику».
Заняв приемлемое положение, Юрий Александрович решил потратить остаток времени на сочинение своего некролога, эпитафии и последнего волеизъявления. Вряд ли кому-то было бы дело до рядового сотрудника НИИ.
– Да пошло оно все! – весело закричал Юра. – Если эта помойка и называется жизнью…
Пламенный монолог прервался странным чувством внутреннего толчка. Тело словно угодило в густое, но в то же время неосязаемое желе. Воздушный поток ослабевал, а тело плавно замедлялось. Юра закрыл глаза и понял, что уже не летит, а лежит на чем-то холодном и мокром.
– Вставайте, – приказал незнакомый голос.
Осторожно открыв глаза, Юра увидел две человеческие фигуры в серо-коричневых балахонах. Их лица скрывали высокие капюшоны, но ученому все же удалось разглядеть черные, как смоль, усы самого высокого. Второй, что был пониже, стоял за его спиной и отличительных черт не имел.
– Вам пришлось нелегко, – начал усач. – Но судьба все же привела вас сюда.
Юра медленно потянулся к автомату, но не нашел его. «Отлично, – подумал он. – Час от часу не легче». Усач заметил обеспокоенность собеседника и медленно поднял открытую ладонь.
– Не беспокойтесь, вам ничего не грозит, – дружелюбным тоном сказал культист. – Вы получите свое оружие назад и продолжите свой путь, но сначала мне нужно указать вам дорогу.
«Странный тип, похож на фанатика. Такому не стоит доверять, – дрожали инстинкты ученого. – С другой стороны, я не в том положении, чтобы диктовать условия. Нужно принять правила его игры, а там посмотрим. Если бы хотел убить, давно бы это сделал».
– Позвольте, для начала я объясню, кто мы такие? – размеренным спокойным тоном начал усач. – Мы – кочевники. Путешествуем по Гигахрущу, ведомые Самосбором. Мы относимся к культу Чернобога, хотя наши радикальные братья посчитали бы нас еретиками. Мы прошли уже сотни блоков ради встречи с тобой.
«Что он несет? – думал Юра. – Никто не может безопасно путешествовать по Гигахрущу! Институт потерял все экспедиции, уходившие дальше четырех блоков. Хотя черт знает. В любом случае, не стоит ему перечить».
– Ладно, – набрался смелости Юра. – А зачем вам я?
– Чернобог волею Гигахруща и Самосбора призвал тебя. Ты должен убить ложного бога и его пророков.
– Погодите, – оторопел Юра. – Не думаю, что я подхожу на эту роль. Во-первых, я не солдат…
– Поэтому ты прекрасно подходишь, – перебил усач, ткнув в собеседника указательным пальцем.
После такого заявления Юрий Александрович был слегка сбит с толку, чем моментально воспользовался культист, навалив на собеседника кучу пояснительной информации. Голос усача был механически ровным, без серьезных перепадов и эмоциональных контрастов, словно он не человек, а машина.
– Для эффективного построения нашего пути мы скрытно следим за всем, что происходит в соседних блоках. Как – не имеет значения. Мы уже давно следим за нижними уровнями, с того момента, как туда спустилась первая группа. Мы видели, что они натворили. Их сердца были полны ненависти и гордыни. Они создали это существо, искусственного бога, чтобы объединить всех людей в вечной агонии. Его существование омерзительно для Чернобога! – на последних словах послышались дрожащие нотки, разрушившие невозмутимый образ.
– Позвольте! – перебил собеседника Юра. – Вы говорите, что это порождение было создано нашими учеными? Нет, я видел отчеты. Это был тест системы прогнозирования Самосбора.
– Юра, – усач снял капюшон и заглянул в его глаза, – ты же умный человек. Тебе ли не знать, что ни одна машина не способна предсказывать Самосбор.
Холодный карий взгляд пронзил Юру насквозь. Было в нем что-то потустороннее, что выходило за рамки человеческого восприятия. Словно загипнотизированный, ученый покорно опустил голову и уже готов был согласиться на все, но давящее чувство абсурда окатило его освежающим душем.
– Хорошо, – издевательски начал он. – А я что? Вроде мессии, избранного, или как вы это называете?
– Не больше, чем каждый из нас, – поддержал волну усач. – У всех есть своя роль, которую они должны сыграть. Без чумной блохи не было бы эпидемии. А без смерти родителя ребенок мог бы не стать врачом, спасшим тысячи жизней. Эту цепочку можно плести вечно и в любую сторону. Да, мир – это бесконечно сложная, непредсказуемая система, но это не значит, что все это не имеет смысла.
Это все казалось знакомым Юре. Сейчас он уже трижды пожалел, что, будучи студентом, прогуливал философию, и четырежды поблагодарил своего преподавателя, что заставил его снять копии со всех методичек ради зачета.
– Смысл невозможен без разума, так как это человеческое понятие, – уверенно выдал Юра. – Оно подразумевает желание, стремление и волю…
– Именно, – не дал ему договорить усач. – Смысл ведомого волей Гигахруща.
– Я вас не понимаю, – ошеломленно сказал Юра. – Вы хотите сказать, что Гигахрущевка разумна?
– Так или иначе.
– Позвольте, угадаю. А Самосбор, по-вашему, это ее воля? Простите, это все очень интересно, но ваши… гипотезы недоказуемы. Как человек я могу вас понять, но как ученый я привык опираться на те данные, которые можно подтвердить или опровергнуть.
– Ничего страшного. Не нужно полностью понимать путь, чтобы идти по нему. Ты же не задумываешься каждый раз о том, как двигать ногой или дышать, – культист положил ладонь на сливную трубу, пронзающую этаж с потолка до пола. Он планомерно прощупывал рыжий металл вдоль и поперек, словно пытаясь нащупать пульс бетонного сердца Гигахрущевки, изредка щелкая пальцами свободной руки.
– Это другое! – решительно заявил Юра. – Я контролирую свое дыхание и действия, а не какой-то вселенский разум.
– Верно! Твоя воля заставляет тебя принимать решение на основе уже полученного опыта и знаний. Каждый из нас усилием воли воздействует на окружающий мир. Наполняет смыслом и разумом каждый его процесс. Все вместе, но никто в отдельности. А где источник воли?
– Воля – это результат химических реакций в префронтальной коре головного мозга.
– А эти реакции постоянны? На них влияет температура, давление или другие факторы, которые мы не можем в точности контролировать?
– К чему вы клоните?
– К тому, что этот мир намного сложнее, чем вам кажется. Так или иначе, мы сами сделали это место таким. Осознанно или нет, но это люди превратили Гигахрущ в то, чем он и является.
– Если так, то почему люди не могут его изменить?
– Не все можно починить или исправить. Иногда нужно просто оставить это в покое и двигаться дальше, вынеся ценные уроки.
– Куда двигаться?
– Просто вперед.
Троица подошла к старому вентиляционному шлюзу. Он был в разы уже того, по которому летел Юра, но достаточно широким, чтобы вместить в себя человека. Низкий передал ученому автомат и открыл массивный клапан доступа.
– Довольно слов, – подвел итог усач. – Этот путь проведет тебя на нужный этаж.
Еще пару секунд Юра колебался, но не от страха неизвестности. Сейчас его ум был полностью занят калейдоскопом навалившейся информации, в которой он упорно искал подвох. С одной стороны, прослеживается четкая причинно-следственная связь, а с другой – ее смысл неуловим. Как мозаика, где все кусочки
