продолжили путь. Мы проехали мимо нескольких храмов с расписными куполами и арочными входами. Там, где раньше молилась целая толпа, сидело всего несколько человек. Разумеется, они следовали Пути Потомков, ведь в Кандбаджаре не осталось мест, где можно поклоняться святым. Тем, кто по-прежнему почитал святых, приходилось молиться дома. Хотя и домов-то у них не было – я повелела отобрать всю собственность и землю у тех, кто называет Хисти святым, а не отцом. Но я никого не пытала, сплетни врут.
Наконец мы прибыли в собор Cвятого Базиля. Его шпили были, наверное, самым чистым предметом во всем городе. Похоже, епископ ежедневно посылал прихожан вытирать витражи и все внутри, так что собор по-прежнему сверкал, несмотря на запущенное состояние остального города.
На улицу полились тихие и мелодичные этосианские песнопения. Они вроде бы должны были успокаивать, но у меня вызывали тревогу. Судя по Мароту, ангелы, которым поклоняются эти люди, отнюдь не воображаемые и не милосердные.
Внутри все было битком забито прихожанами. Я с удивлением обнаружила, что там практически негде встать или сесть. Когда я вошла в сопровождении йотридов, хористы притихли, а паства загудела, уставившись на нас со скамеек.
Я прошла вперед, стуча посохом по каменному полу. Селена сидела в первом ряду, прямо перед металлической статуей Архангела с многочисленными крыльями и руками. Я содрогнулась, вспомнив последний раз, когда была здесь и вместе с Эше противостояла Мароту, как мы смотрели на его отрастающие руки, тянущиеся по проходам.
– Как ты сюда добралась? – спросила я Селену.
– Я знаю короткий путь.
Она напряглась. Черное платье из грубой шерсти, торчащей как колючки, выглядело ужасно неудобным.
– Ты не должна покидать дворец без разрешения.
– Прошу прощения, султанша. Но сегодня особый день для этосиан этой страны.
– Да?
Я оглядела собравшихся. В углу стоял епископ в молочно-белой рясе с золотистой отделкой. Он отводил взгляд, явно зная, какое я занимаю положение.
И все же я почувствовала себя виноватой, прервав важный ритуал.
– И надолго ты здесь останешься?
– Еще на несколько часов. Но если хочешь, я вернусь с тобой хоть сейчас.
Для Селены религия важнее всего на свете, и мне не хотелось выглядеть тираном в ее еще невинных глазах.
– Я не стану так с тобой поступать. Лучше проведи это время среди единоверцев. По правде говоря, мне интересно понаблюдать.
Я проковыляла к епископу.
– Прошу простить за столь грубое вмешательство. Пожалуйста, продолжайте службу.
Я села рядом с Селеной. Через двадцать минут песнопений хора епископ произнес краткую проповедь, призывая собравшихся творить добро и верить – к той же банальной чепухе, к которой призывают нас шейхи. Затем хористы принялись раздавать на медной тарелке аланийские желейные конфеты. Это вызвало у меня недоумение, поскольку эти конфеты стали настолько дороги, что в Песчаном дворце их подавали очень редко. После этого все прикладывали ладони к сердцу, пожимали друг другу руки или обнимались с теми, кто рядом. Люди ходили по собору и разговаривали с таким весельем, какого я не видела ни у кого в этом городе после смерти Тамаза.
– А как называется этот особенный день? – спросила я Селену, когда мы стояли у алтаря, улыбаясь проходящим мимо.
– День Обещания. В этот день император Базиль Разрушитель покорил этот город, султанша.
– Кто-кто?
– Ты знаешь его под именем Базиля Изгнанного.
Я припомнила довольно занятную историю, которую рассказал Философ, обучавший меня в Песчаном дворце в годы моего становления.
– Разве он не исчез или что-то в этом роде?
– Исчез. Но восточные этосиане верят, что он вознесся на небеса и вернется до Конца времен. Его почитают как Зачинателя.
– Ясно. Вот почему собор назвали его именем.
– Он заложил фундамент этого собора, султанша.
У меня возникло чувство, что Селене нравится называть меня султаншей. Может, из-за того, как она произносила это слово – с придыханием на первом слоге и с визгливыми нотками.
– Ну ладно, – сказала я. – Но ты ведь не восточная этосианка. Ты как-никак дочь императора Иосиаса.
– Я… поменяла веру. Думаю, восточные этосиане идут верным путем.
На самом ли деле она поменяла веру? Или, как и я, заставила себя?
– С чего вдруг?
– Как ты, вероятно, знаешь, восточные этосиане поклоняются Мароту как правой руке Архангела, а не Цессиэли. После всего, что нам пришлось испытать, я считаю, что это правильно.
Да уж, Марот продемонстрировал свою силу в пустыне. Но потом Лат собственноручно уничтожила его вспышкой молнии, прежде чем саму Лат уничтожила Хавва.
– Ты ведь была там, Селена. И видела смерть Марота.
– Нельзя доверять даже своим глазам, султанша. С их помощью часто испытывают прочность нашей веры.
Как и Кева, она слепа осознанно. Хм. Я понимаю притягательность религии, но не верить собственным глазам? Собственные чувства – единственное, что у нас есть.
– Так, значит, ты перешла в другую секту вашей религии. Что ж, я поступила так же, и даже не единожды. В этом нет ничего страшного. Я лишь надеюсь, что это не отдалит тебя от отца.
– Почему тебя это беспокоит?
– Потому что ты должна убедить его покорить города на Юнаньском побережье.
Она тяжело вздохнула.
– Ох… Вот почему ты хотела меня видеть.
– Ты ведь еще ему не написала?
Селена покачала головой, потупившись.
– Почему? Он же твой отец.
– Что я ему скажу? Боюсь, он не поймет моего предназначения.
– Твоего предназначения в качестве избранницы Марота?
Селена заглянула мне в глаза. У нее по-прежнему была такая невинная улыбка. Обезоруживающая.
– Марот велел служить тебе, султанша. Если ты хочешь, чтобы я написала отцу, конечно, я напишу. Только скажи, что написать.
Ее раболепие начинало напоминать Веру. Но корни были совершенно иными. Селена связана со мной верой, и пока это повеление в силе, я могла ей доверять.
– Потяни за его душевные струны. Только ты можешь это сделать. Напирай на то, что я его союзник. Ты знаешь, чего хочет твой отец?
– В смысле политически?
Я кивнула.
– Я знаю, что после поражения, которое нанесли крестейской армии Мурад и Кярс у Сир-Дарьи, отец ослаблен. Но я не знаю, каково его положение при дворе. Полагаю, чтобы оставаться императором священного Крестеса, ему нужна триумфальная победа.
– И мы дадим ему такую. Баркам контролирует из Доруда прибрежные города, но его силы разрозненны. Стены фортов рассыпаются. Уверена, твой отец может захватить все прибрежные города, как не так давно сделали пираты.
– Но разве эти города не входят в Аланью?
– Аланья. Разве она еще существует? – Я закатила глаза. В последнее время я частенько это делала. – Мы предложим Баркаму соглашение. Но к этому
