я говорю:
— Мы с тобой на одной территории. Попрошу тебя одеваться, когда ты выходишь из своей комнаты.
— Я настаивать на том же самом не буду, — отвечает грек, снижая взгляд к закутанной в хлопок груди. — Хотя… — смотрит так, что вмиг становится жарко. — Обыскивать тебя стало моей главной сексуальной фантазией.
— Попридержи её вместе с обнажённым торсом. Взаперти. В своей комнате, пожалуйста, — заявляю скучающе. — Дальше — если я не буду ездить на работу, значит, сотрудники телецентра будут приезжать ко мне. Сегодня во второй половине дня меня навестит Шурик. Нам нужно заняться монтажом вчерашнего сюжета. Я не привыкла бросать на полдороге.
— Хорошо. Пусть твой Шурик приезжает. Но работать вы будете в кабинете, а не в спальне, — говорит он, решительно отодвигая кружку.
А потом снова долго смотрит и спрашивает:
— Ты никогда не хотела просто отдохнуть? Уйти в отпуск? Слава сказал, у тебя столько дней накопилось, что ты можешь три месяца в телецентре не появляться.
Закатываю глаза раздражённо.
— Кому я буду нужна через три месяца?
— Я думал, публика тебя любит.
— Время на телеканале бежит, как один год за пять. За девяносто дней ветер сменится и родится новая звезда. Свято место пусто не бывает. Слышал такое?
— Нет.
— Поверь, мне быстро найдут замену, — озвучиваю свой главный страх.
Наверняка в моих глазах сквозит отчаяние, потому что Адриан вдруг становится задумчивым.
— Не понимаю твоих переживаний. В Греции каждая девочка всю юность готовится к тому, что станет женой. Ты красива, Вера, — делает многозначительную паузу, и я невольно улыбаюсь его умению воспроизводить неожиданные комплименты. — Уверен, что ты могла бы найти занятия поинтереснее плясок на холоде с микрофоном.
— Уж не варить ли борщи? — усмехаюсь.
Вместо ответа Адриан поднимается со стула и относит тарелку с кружкой в мойку. Сканирую взглядом узкую поясницу. Горячий кофе, по всей видимости, проваливается сразу в низ живота, потому что там отчаянно теплеет.
— Моя мама ни дня в своей жизни не работала, — оперевшись на край стола, произносит Адриан. — И счастлива.
— Ты сам такой умный? Или она тебе лично сказала?
— Это так и есть.
Проталкиваю пальцы в только что высушенные феном волосы и взбиваю их у корней.
— Женщина должна заниматься своей самореализацией, Адриан. Хотя бы для того, чтобы быть независимой. В противном случае, придется все время выпрашивать деньги… даже на шампунь.
— Хм… — он непонимающе обводит взглядом мои волосы. — Тебе нужен шампунь?
— Да нет, — смеюсь тихо. — Ты меня не понимаешь.
Вздыхаю.
Адриан подступает ближе и приглаживает прядь волос, которую я только что так активно взбивала. Склоняется, затягиваясь воздухом. Смещает ладонь мне на спину и проезжается вдоль позвоночника.
Резко отстраняется.
— Я уехал до вечера. Приготовь борщ и будь хорошей девочкой.
Ошарашенно разворачиваюсь, успевая заметить лишь удаляющийся с кухни затылок. Пытаюсь понять, что произошло.
Он снова лапал меня, а я молчала, как будто язык отрезали.
Бесит.
Кровь вскипает, лицо горит пламенем. Бесит, что его прикосновения, даже абсолютно лишённые сексуального подтекста, вызывают в моей душе такую разрушительную бурю.
Пожар.
Не испытывать к Адриану Макрису ровным счетом ни-че-го — это то, что я старательно, каллиграфическим почерком выводила бы в письмах Деду Морозу и Санта-Клаусу, вместе взятым.
Конечно, если б была настолько глупой, чтобы верить в эту новогоднюю чехарду…
Глава 12. Вера
— Что опять с настроением? — спрашивает Адриан, нехотя отрывая взгляд от дороги.
— Прости, улыбаться через силу буду только при зрителях, — отвечаю сквозь зубы.
Уровень моей злости скоро достигнет апогея и тогда… я перестану быть примерной содержанкой. Вылью своё негодование прямиком в его самодовольное лицо.
Клянусь, так и случится.
С силой сдавливаю ремень кожаной сумки.
Адриан на полном серьёзе не выпускает меня из своего дома.
Вообще!
Ни в магазин, ни в квартиру. Даже слышать об этом не хочет.
Макрис просто псих… в стадии обострения. Он должен подружиться с моим Олегом, потому что только психиатр в силах ему помочь.
— Веди себя, естественно. Не нервничай, — приказывает Адриан. — И не груби мне при посторонних, Вера.
Фыркаю, закатывая глаза. Будет трудно, конечно.
Изображать из себя влюблённую в него дурочку? Вот чего мне не хватало для полного счастья. После отпуска, конечно…
— Я серьёзно, — продолжает Адриан нотацию. — Камиль Рустамович — мужчина, придерживающийся восточных традиций. Он просто не поверит, что я могу жить с женщиной, которая выливает на меня борщ за невинную шутку.
— Невинную шутку? — округляю глаза, тяжело дыша. — Ты сказал, что мой борщ чуть-чуть вкуснее того, что пробовал в придорожном кафе. А я возилась с ним полдня! Ты знаешь, сколько стоит час журналиста Веры Стояновой?!
Впиваюсь глазами в его лицо.
— Я сказал правду, — улыбается Адриан добродушно, чем неимоверно бесит. — Если правда тебе не нравится, Вера, она от этого не становится ложью. Прости.
Отпускает руль на секунду, чтобы развести руки в стороны, изобразив недоумение.
— Ой, — морщусь. — Ты просто не знаешь, что такое такт.
— Если называть тактом умение льстить и говорить неправду, то ты права. Я не знаю что это.
— Рад, что ты повеселилась, — ворчит он, снова переводя взгляд на меня.
Замираю на мгновение, чтобы вспомнить выражение его обычно невозмутимого лица, когда я опрокинула на него тарелку. Слава богу, суп в ней к тому времени уже остыл, но белая футболка в одну секунду превратилась в розовое месиво.
Брр.
Это было эпично.
Поднимаю голову в потолок, чтобы не рассмеяться от всей души. Очень весело. Маленькая месть за моё заточение по одной его прихоти.
Сначала я думала, он сделал это, чтобы вернуть меня. Потом подозревала, что просто хочет со мной переспать. Секс между нами всегда был первоклассным.
Приходится поёрзать на сидении.
Так вот, эта мысль тоже отпала. Потому что за три ночи, Адриан не пришёл ко мне ни разу. И теперь я вообще ничего не понимаю… Для того чтобы разобраться пора бы действительно наладить с ним общение.
— Что… правда, невкусно? — осматриваю идеальный профиль с надеждой, закусываю нижнюю губу.
Применяю все артистические данные, которые имеются в моём женском арсенале. Адриан посматривает. Зелёные глаза снижаются к распахнутому белому пальто и как по трамвайным рельсам съезжают до колен, обтянутых чёрными чулками.
— Есть над чем поработать, Вера, — отвечает он с неохотой, имея в виду, конечно, борщ.
— Совсем-совсем есть невозможно было? — умоляюще интересуюсь.
Адриан снова ездит глазами по намеченному маршруту. От этих манипуляций моё тело загорается, как факел.
— Когда я добавил соль и перец, стало сносно, — выговаривает с усмешкой.
Громко хмыкаю и хлопаю в ладоши.
— И
