— Она пришла спасти тебя, — сказала Хила, подходя к подруге.
Амия отшатнулась.
— Ты меня выдала!
— Неправда! Клянусь глазом Кришны! Пусть пронзит мое сердце его стрела, если я тебя предала! Я боюсь, Амия. Боюсь. Витра приходила в наш дом. Отец и муж расспрашивали меня у нее на глазах, и я соврала. Если бы они узнали, что я хожу сюда, в это место, которое приносит несчастье, ради того, чтобы помочь тебе, они побили бы меня и выбросили на улицу. Я не хочу стать парией. Три–Глаза защитит тебя. Ее все боятся. Даже Витра. Три–Глаза всегда хотела взять тебя в услужение. Я верю, что она желает тебе добра.
Желает добра? Колдунья? Амия вперила взгляд в лицо седовласой старухи, желая отыскать на нем отражение хоть каких–нибудь чувств. И все–таки, что нужно от нее старой знахарке? Три–Глаза потрясла в воздухе костью. Вид у нее был довольный. Духи вернулись в недра земли. Солнце перестало казаться кроваво–красным. Птицы выводили радостные трели, по укрытой туманом зеленой равнине на поля с песнями шли женщины. Эти умиротворяющие звуки помогли Амии принять решение.
— Я пойду с тобой, — сказала она знахарке.
Та кивнула и твердым, уверенным шагом стала спускаться, ощупывая камни своим посохом. Амия последовала за ней. Теперь никто не станет между девочкой и ее судьбой. Участь Амии была решена.
Сначала Амия слышала только отдаленный гул пчелиного роя, потом его перекрыл крик голодных ворон, к нему добавилось пение реки, вдоль которой они шли. Никогда еще голоса деревни не казались девочке такими громкими и вселяющими беспокойство. Амия невольно сжалась и подумала о бедной Хиле, которая многим рисковала, чтобы ее спасти.
Хила, чтобы не вызвать у жителей Аунраи подозрений, пошла другим путем. Теперь она уже должна быть с Мили.
Амия представила, как ее подруги, прижимая к груди детей, идут к своим мужьям, послушные и покорные…
«Боги несправедливы!» — подумала девочка.
Со смятением в сердце вошла она в деревню, где отныне чувствовала себя чужой. Три–Глаза повела ее по улице Исламабад. Это была одна из самых оживленных улиц Аунраи. Здесь находились магазины пряностей, лавки портных, кожевенные и стекольные мастерские.
Амия с беспокойством посмотрела на колдунью.
— Иди с поднятой головой, — сказала ей Три–Глаза. — Все будет хорошо.
И она затрясла своей костью, отвлекая внимание любопытных.
Слова старухи успокоили девочку. Впервые в жизни она подняла голову, заявив всему миру о себе как о личности, и тут же осознала, что не похожа на людей, с которыми жила с рождения. Они предстали перед ней в новом свете — связанные по рукам и ногам воззрениями и верованиями, вечные узники своих каст. Трусливые, они исподтишка смотрели на нее, если были уверены, что колдунья этого не видит. Слова презрения готовы были сорваться с их уст. Дети, прячась за стены и кусты, бежали следом за старухой и девочкой.
Новость о возвращении Амии очень быстро распространилась по деревне, докатившись до храмов и мастерской Пайода.
В гончарную мастерскую влетел подросток. Видно было, что он долго бежал, — дыханье сбилось, лицо раскраснелось. Он остановился перед Пайодом, как раз трудившимся над большой вазой.
— Что тебе нужно? — не поднимая головы спросил хозяин мастерской.
— Дай мне рупию, твоя жена обещала.
Пайод остановил гончарный круг, который вращал ногой, и посмотрел на мальчика.
— Твоя сестра Амия вернулась, — сказал тот.
Пальцы Пайода вонзились в глину, исковеркав безупречные изгибы вазы.
— Где она?
— На улице Исламабад. И с ней Три–Глаза, — добавил мальчик боязливо.
Не один Пайод побледнел, услышав эту невероятную новость. Его братья, компаньоны и подмастерья разделяли его ужас. Работа в мастерской остановилась.
— И с ней Три–Глаза… — повторил Пайод.
Его маленькая сестра и колдунья… Как он скажет об этом жене? Но стечение обстоятельств избавило его от этой необходимости: Витра в сопровождении невесток, хромая, ворвалась в мастерскую — всклокоченная, злющая.
— Ты слышал новость? — пронзительно крикнула она.
— Да. Этот мальчик только что сказал мне.
Витра убийственным взглядом окинула мальчика, который имел неосторожность напомнить ей о рупии, обещанной тому, кто найдет Амию.
— Ты пообещала серебряную рупию…
— Убирайся прочь! — пролаяла она.
— Но…
— Не ты нашел эту дрянь! Она сама пришла! Вернулась с этой грязной колдуньей Три–Глаза, чтобы нас опозорить! Убирайся!
На Витру страшно было смотреть. Подросток не решился настаивать. Отойдя достаточно далеко от дома Мадхавов, он обернулся и крикнул:
— Ты не держишь слова, Витра! Никто не будет тебя оплакивать, когда Черная, Кали, придет взять твою жизнь!
Витра замерла на месте. Этот проклятый червяк напомнил ей о словах садху. Рана на бедре горела огнем, и ей пришлось опереться о руку Пайода, чтобы не упасть. Пайод воспользовался этим проявлением слабости, чтобы взять происходящее под контроль.
— Не расстраивайся из–за такой мелочи. Все устроится. Три–Глаза приведет Амию к нам, и мы сегодня же вечером отведем сестру к жениху.
— Ты и правда веришь, что колдунья вернет ее домой? — с сомнением спросила Витра.
— Верю. Три–Глаза — разумная женщина. Зачем ей наживать себе врагов, отнимая у нас Амию? Мы всегда щедро платили ей за снадобья и заклинания, и я готов дать ей сто рупий, если она согласится вернуть нам беглянку и вылечит твою ногу.
Витра не верила своим ушам. Неужели Пайод так сильно ее любит? Словно в подтверждение правильности ее догадки, тот бросился к сундучку, в котором хранились семейные сбережения, откинул крышку, достал два кожаных кошеля и стал отсчитывать сто рупий.
Но Три–Глаза так и не пришла — ни с Амией, ни без нее. Люди рассказали, что она ушла из деревни. У Пайода не оставалось выбора.
— Решено: я иду к Три–Глаза, — объявил он, беря с собой отложенную сумму.
— Я пойду с тобой.
— Нет. Моя сестра испугается и снова убежит.
У выхода из мастерской Пайод прихватил веревку. Если понадобится, он свяжет Амию.
Глава 14
Дом Три–Глаза находился в получасе ходьбы от Аунраи, у обочины дороги, ведущей прямо на север. Никто не помнил, когда этот дом был построен. Его фундамент, сложенный из крупных прямоугольных камней, был столь же древним, как и руины населенной привидениями крепости. Задней стеной дом прижимался к округлому, лишенному растительности каменистому пригорку, повторяя форму его естественных изгибов, глубоко проникая во впадины. Может, в незапамятные времена здесь располагался храм или остатки поселения троглодитов? Никто, кроме колдуний, из поколения в поколение живших в нем, не решался исследовать это место.