с лица земли вместе с жителями, обстреливая при отходе его минами-«лепестками». Теми самыми кассетными боеприпасами, что запрещены почти во всем мире. Теми самыми, которые убивают и калечат детей, стариков, мирных мужчин и женщин еще долго после ухода врага.
Виктор сжал кулаки. Сколько всего он видел за этот год? Горящие машины товарищей, подбитые бандеровцами, — редко, но бывает. И каждый раз тяжело, невыносимо тяжело думать о том, как из штаба позвонят Свете или Марине, чтобы сказать, что ее муж, отец ее детей получил орден Мужества. Посмертно. Видел трупы мирных жителей, казнённых карателями перед бегством, — такое бывает намного чаще… Но «чаще» — не значит «менее тяжело».
Однако он прибыл сюда не чтобы было легко. Он и его ребята — эти и все прочие, что пядь за пядью освобождают мирную землю, — не ищут легкой жизни. И легкой смерти — тоже. Они не сбежали пить киндзмараули или зарабатывать на фрилансе под пальмой, как только страна позвала своих сынов. Настоящие мужчины знают, что их место здесь — на переднем крае фронта, даже если им суждено здесь и остаться.
Сколько раз его подразделение вызывали как пожарную команду против внезапно открывавшей огонь кочующей батареи ВСУ? Не счесть. Не раз и не два выходили они во фланг и даже в лоб на самоходки, гаубицы, РСЗО… бывало, как в войну, таранили не успевшие сняться с позиции буксируемые пушки, давя их траками. Вот только деды плющили «тридцатьчетвёрками» немцев, а внукам противостояли в основном бывшие советские орудия — Д-20, Д-30, «Рапиры», даже раритетные трёхдюймовки времён всё той же Великой Отечественной. Ведь когда-то всё это было одной страной…
— Глянь, командир! — подал голос Остап. — На два часа.
Виктор посмотрел влево — и увидел Его. Когда-то он был выкрашен в ярко-зелёный, но время и непогода превратили окрас в естественный камуфляж, покрыв броню более тёмными пятнами. Но он стоял, не сдаваясь ни времени, ни политическим передрягам, стоял, устремив в небо ствол длинной пушки. Его гранитный пьедестал был сделан с уклоном, и казалось, что он вот-вот заведется и рванет в бой, как в старые времена. Он был такой маленький, по сравнению с подъехавшим к пьедесталу «Буйным», но грозный даже до сих пор. Тридцать тонн уральской брони, тридцать тонн не-
увядаемой славы. Живая легенда, воплощённая в металл, — Т-34-85.
Танк Виктора остановился перед короткой аллейкой, ведущей к памятнику. В полном молчании Виктор, Остап и Султан выбрались из машины и встали, глядя на устремлённый ввысь танк-памятник.
— Ну, здравствуй, дедушка, — пробормотал Остап.
— Да, — кивнул Виктор, — а ведь он нашему «Буйному», по сути, дедушка и есть.
— Интересно, как его от бандеровцев спасли? — сообразил Султан. — Даже звёзды на башне не стёрли…
— Дед Степан с Миколкой риштовку[9] вокруг него справили, — отозвался надтреснутый голос. К бойцам шла сухонькая старушка — такая же небольшая рядом с ними, как Т-34 рядом с «Буйным». Она продолжила: — Поверх риштовки той плёнку натянули и портрет Шевченко повесили. Бандеры так и не поинтересовались, что там. А кто риштовку убрал, того не знаю — как сильно стрелять начали, три дня в подвале сидела, вылезала только Мурку подоить.
И тут Остап на бабушку посмотрел. Внимательно так посмотрел. И спросил:
— А сколько вам лет, бабушка?
— Да восьмой десяток уж пошёл, — ответила старушка. — А что?
— А что это за танк? — спросил Остап. — Откуда он, не знаете?
Султан с Виктором только диву давались. Еще никогда их товарищ не говорил так много.
— Да в Мирном эту историю каждый знает, — ответила бабушка. — У кладбища за околицей немец в войну стоял. Там два фашистских дота, в них сейчас бандеры засели…
— Уже нет, — весело сказал Виктор. — Мы их… того. Нет там больше бандеровцев, бабушка.
— Вот и молодцы, — одобрительно кивнула старушка. Эти люди, в дом к которым пришла война, были крепки, как сталь. — Танк этот тоже на ту позицию бросили. В общем, не справилась его пушка с бетоном, тогда экипаж его между дотами загнал, чтобы обстрел им закрыть. Сами погибли, но наши позицию взяли.
Немцы тогда контрудар организовали. Бойня была почище, чем сейчас, — три раза туда-сюда поселок переходил, ни одного дома целым не осталось. Сейчас-то хоть коробки стоят. Долго потом танк там простоял, а как было десять лет Победы, его вытащили, восстановили и на
пьедестал поставили. Вот и вся история.
— А экипаж? — спросил Остап.
— Сгорели они, — вздохнула старушка. — Немчура со злости танк бутылками с зажигательной смесью забросала, выгорел он весь. Так что, почитай, здесь братская могила. Даже номер танка определить не удалось, что там говорить про экипаж?
— Слушай, Остап… — начал было Виктор, но молчун-наводчик перебил командира.
— Дед мой был танкистом, — глухо проговорил он. — Погиб смертью храбрых при освобождении Донбасса. Место гибели точно не установлено, есть только информация, что последний бой он принял у Мирного. И воевал на «тридцатьчетвёрке».
Султан подошёл к Остапу и обнял его за плечи:
— Выходит, брат, нашёл ты своего деда. Как всё закончится, приедем сюда, помянем.
Виктор молча кивнул, вставая рядом с другом. Говорить ему в этот момент не хотелось.
— Конечно, приезжайте, соколята. — Старушка шмыгнула носом. — Мы вам всегда рады будем! Сейчас-то и угостить вас нечем, а там и стол соберём, да и переночевать найдём где. Вы только возвращайтесь.
— Приедем, матушка, — пообещал Султан. Хотел еще что-то добавить, но ожила рация:
— «Буйный», я — Ангара, как слышите?
— Слышу хорошо, — ответил Виктор. — Что там у вас?
— К кладбищу движется маневренная группа противника, — ответила рация. — До трех БМП и пара «техничек». Мы их сейчас угостим из миномётов, дометёте мусор?
— Конечно, Ангара, — отчеканил Виктор. — Конец связи, — и, обернувшись к друзьям, скомандовал: — По машинам, братья! Есть работёнка.
— Счастливо, матушка, — поклонился старушке Султан. — Жди в гости. Мы вернёмся, не знаю, как эти оболтусы, а я — так точно.
И экипаж внука легендарной «тридцатьчетвёрки» бросился к машине, но уже у брони три танкиста, не сговариваясь, обернулись и отдали честь застывшему на постаменте танку-легенде.
По имени «Бесстрашный»
Давлет с детства любил корабли и даже мечтал служить на флоте. Однажды, будучи ещё школьником, он попал на корабль. Это был солидный речной теплоход, снабжённый успокоителями качки, и ходил он по спокойной Волге, но на борту выяснилось, что у парня жуткая морская болезнь. Давлет даже настоял на том, чтобы родители отвели его к врачу, — не помогло. Врождённые особенности вестибулярного аппарата, полнейшая непереносимость качки. Причём на суше Давлета не укачивало никогда, но
