под стать, наверное, своему хозяину: высоким, массивным, но и не без некоторого изящества. Двухэтажный кирпичный, с большим свежевыбеленным крыльцом. По фасаду упрямый плющ тянулся к новой черепичной крыше. Перед домом была разбита небольшая лужайка, на которую, уж можете быть уверенными, помои не выплескивались. Во всяком случае, запах роз перебивал запах нечистот, легким флером накрывающим город и днем и ночью.
Мих бы точно от такого жилья не отказался. Что в той, что в этой жизни. Только окошки бы сделал побольше.
Илей провел Миха в темный коридор. На деревянной скамейке маялась беременная девчонка-Данница, которой он помог накануне. Девчонка подняла на Миха затравленный взгляд, но виду, что узнала, не подала.
Илей в коридоре не остановился, прошел дальше, в комнату, пропустив Миха вперед.
— Итак, — сказал он. — Ты делаешь свое дело. Получаешь таллен и держишь язык за зубами.
— Так, — подтвердил Мих.
Илей помолчал, тщательно заправил редкие волосы за уши и заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
— У господина судьи тяжело больна жена. Тебе нужно ее осмотреть и сказать, есть ли надежда на выздоровление. И кое-что еще. Если потребуется. Понятно?
Чего уж тут непонятного, — подумал про себя Мих. — В коридоре сидит Данница с чеканками. Но господин судья скуповат и не хочет зря тратить деньги. Ведь тем, кто может выздороветь сам, чеканки не помогают. Даже страданий не облегчают. А позвали меня, неизвестного приблудного лекаря, так как в процессе лечения жены господин жмот перессорился со всеми врачами города.
Вслух же Мих произнес: «Я все понял, где больная?»
— Идем.
Больная, еще недавно молодая, цветущая женщина, лежала в маленькой спальне с плотно задвинутыми шторами.
Увидев ее, Мих понял, почему срочно послали за Данницей. Больная выглядела плохо. За годы работы у Миха выработалось профессиональное чутье, когда при быстром взгляде на пациента можешь приблизительно определить тяжесть его положения.
Всего несколько секунд потребовалось Миху, чтобы увидеть неестественную худобу, сероватый оттенок кожи, гримасу боли на все еще красивом лице с правильными чертами.
В комнате стоял густой, спертый запах немощного тела, мочи, благовоний и оплавившегося стеарина со свеч.
Услышав шаги, женщина приоткрыла глаза, равнодушно оглядела вошедших.
Из темноты выступил долговязый, сутулый человек. Бросил на Миха цепкий, неприязненный взгляд. Поморщился.
— Я привел лекаря, господин судья. Я объяснил, зачем он здесь, — осторожно заговорил Илей. — Мне показалось, что он знает свое дело.
Хозяин дома поморщился еще раз.
— Оставь нас одних, — приказал Илею. Потом обратился к Миху: — Что тебе нужно, чтобы дать ответ?
— Господин, разрешите осмотреть больную.
Судья скривился, хотел что-то сказать, но сдержался и шагнул в сторону.
Мих подошел к женщине, посчитал пульс, оттянул бледные веки, провел пальцами по увеличенным лимфоузлам на шее.
Больная осталась безучастной к чужим прикосновениям, лишь дрогнули худые руки, лежащие поверх простыни.
Пальцы Миха спустились ниже, на тонкого батиста рубашку.
Отчетливо прощупывалась опухоль размером с грецкий орех на левой груди. Печень была увеличена. Женщина сморщилась от боли, когда Мих дотронулся до края реберной дуги. Метастазы. И, судя по хриплому, влажному дыханию, — в легких тоже. Сделать здесь ничего не смог бы ни один врач.
Мих закончил осмотр, прикрыл больную одеялом. Хозяин дома направился к двери, поманил за собой Миха.
— Ну?
— Сожалею, господин судья, — склонил Мих голову. — Мой прогноз самый неутешительный.
— Думаешь, чеканка поможет?
— Я никогда не работал с чеканками, господин.
— Илей, — поколебавшись, позвал хозяин. — Кликни Данницу.
Они вернулись в комнату больной.
У девчонки-Данницы от напряжения и испуга дрожали руки с зажатой в них серебряной чеканкой. На поверхности артефакта отчетливо проступали темные руны.
Девчонка прижала чеканку к исхудавшему предплечью больной, вдавила в бледную кожу. Загадочный предмет начал наливаться красным, будто плавился. Руны еще ярче обозначились черными обгоревшими строками. Данница отняла пальцы, затрясла ими в воздухе, как будто обожглась. Чеканка начала погружаться внутрь сквозь кожу и мышцы. От нее шел теперь легкий розовый дым.
Больная, выгнувшись, закричала страшно, распахнув безумные, ничего не видящие глаза. И вдруг затихла и обмякла на кровати. Края чеканки все больше и больше врастали в плоть, утончались, сливались с ней и в конце концов просто растворились, оставив на коже ярко-розовое пятно, как от ожога.
— Что теперь? — спросил судья, явно потрясенный увиденным.
— Надо ждать, — прошептала Данница. — Господин маг Зарев говорил, что с первой чеканкой изменения начнутся не раньше, чем через час.
— Илей, — позвал хозяин, — с Данницей пока не расплачивайся. Подожди, начнется ли улучшение. И глаз с нее не своди. Чтобы не удрала в случае чего… А ты, лекарь, подожди в коридоре. Через час я тебя позову.
Мих потоптался на месте, еще раз проверил пульс больной, прислушался к дыханию. Женщина была жива. Находилась то ли в обмороке, то ли глубоко спала. Лекарь вышел из спальни.
Девчонка-Данница все еще сидела на деревянной скамейке, поджав ноги и спрятав ладони под передник.
— Как она там?
— Сама сказала: час ждать надо.
— Это моя первая чеканка.
— Я понял.
Девчонка немного поерзала на жестком сидении, проговорила нехотя.
— Спасибо за вчерашнее.
— Чего там. Воды пей больше. И ешь часто, но понемногу. Зовут тебя как?
— Ивка, а тебя?
— Мих.
— Если хочешь, дождись меня, — предложил Мих. — Я тебя провожу.
Девчонка промолчала.
Мих подождал еще немного, поднялся и пошел проверить больную.
Изменения он увидел сразу.
Разгладилась, порозовела кожа. Исчезла с лица гримаса боли. Дыхание стало глубоким и чистым. Женщина спокойно спала, вольготно раскинувшись на постели. Может быть, в первый раз за многие недели.
Господин судья, сгорбившись, сидел в кресле, положив руку на ладонь жены.
— Ну?
— Ей явно лучше. Если дальнейшее выздоровление пойдет такими же темпами, то завтра или послезавтра ваша жена встанет.
Судья судорожно вздохнул, зажал рот ладонями, упал, всхлипывая, лицом в смятые простыни.
