пил, сколько Даша его помнила, но до сих пор имел физическую форму лучше, чем большинство её сверстников. Наверное, жизнь в селе давала о себе знать: снег зимой откопай, до магазина пару километров дойди, крышу перекрой. В Алексеевке, как и в других сёлах, жизнь была слишком тяжёлой, чтобы здесь выживали слабаки.
Даша припомнила, как в детстве с остальными ребятами они втайне от родителей бегали на озеро. Жара, солнцепёк, а вода всегда прохладная. Так Даше говорили остальные. Сама она, как ни пыталась себя пересилить, зайти в озеро, не видя собственных ног под водой до колена, не могла.
– Зато меня слепни не кусают! – кричала она, когда остальные начинали смеяться и дразнить её трусихой.
Больше всех старался Матвей.
Хоть она никогда не купалась, один бабушкин запрет всё же нарушала. Дорога до озера шла через поле. Летом оно блестело золотом пшеницы, и ходить через него днём воспрещалось. То ли солнечный удар хватит, то ли пшеницу чужую потопчет; Даша уже не помнила почему. Но одна никогда не ходила.
– Какой к чёрту удар, Дашок! Не разочаровывай меня! – с неким азартом проговорил Витька. – По… Полу…
– Полудница?
– Вот! Зинка от тебя беду отводила, вот ты и в поле боялась ходить! Знаешь, как полудницы любят есть маленьких детишек?
– А вот как вы мне это говорили, я отлично помню, – мрачно кивнула Даша. – Нанесли, между прочим, ребёнку психологическую травму!
– Ой! – отмахнулся Витька. – Вот нас родители и лупили, и ночью к комарам голыми отправляли, и ничего! Никаких травм не было!
– Вам кажется, – себе под нос буркнула Даша и продолжила, – То есть, бабушка боялась, что… Что?
– Тебя она берегла, от Хозяйки озера, между прочим. А ты, балда, прям к ней в гости сама и заглянула!
– А зачем ты мне щуку притащил?
– Откуда мне было знать, что ты такая сердобольная? Как их там… вегетарианка! И вообще… Не тебе она была.
– А кому?
– Бабушке твоей, Зинаиде Григорьевне, царство ей небесное, – на последних словах он перекрестился.
Это показалось Даше донельзя странным: как-то рассказы о местной нечисти совсем не вязались с православным мировоззрением. А даже если крестами люди защищались от всяких-разных, то не очень-то это спасало.
Перекрикивая тарабанящий дождь в окно, раздалось три основательных стука. Даша потянулась посмотреть, кто там, но Витька сразу же её осёк:
– Куда? Не высовывайся.
– Ты не ждёшь гостей?
Он не успел ответить: снова постучали. Витька и сам сидел у стены, потому из окна ему прекрасно было видно двор.
– Нет там никого, – уверенно заявил он, когда стук стал более агрессивным.
И Дашу осенило. Она сама ещё вчера ночью мучилась от незваного гостя. Выходит, он докучает не только ей.
– Это ворон, наверное, – восхищённая собственной догадкой, сказала Даша, но сразу же осеклась: даже в свете единственной свечи было видно, как тот побледнел. – Что?
Не удостоив её ответа, он покинул кухню. Спустя пару секунд из комнаты послышался звук, будто кто-то передвигает шкаф, и следом раздались щелчки. Витька перезарядил ружьё.
– Дашенька… Покуда же ты меня оставила… – узнавался в шуме дождя плач, в котором, к собственному ужасу, Даша узнала бабушку.
И сорвалась с места.
– Ку-да-а?! – загрохотало за спиной.
Витька поймал её уже на пороге, схватив, как котёнка за загривок. Даша зашипела и попыталась вырваться, но получилось, лишь когда он оттолкнул её в противоположную от двери стороны.
– Там же…
– Бабка твоя? Возьми же себя в руки, Дашок! Ты же её закопала!
Слова резанули где-то глубоко внутри, по ране, которая только начала затягиваться. Даша думала, что уже давно всё осознала, но мимолётное забытье ударило как в первый раз. Дашенька… Так она звала её с улицы на обед. Так просила выпить лекарство от кашля. Так представляла её своим знакомым.
Моя Дашенька. С гордостью. С любовью.
Она хихикнула, осознав, насколько на самом деле беспомощна.
Бабушка умерла. И это уже не исправить.
– Эй, – позвал Витька, когда за окном вновь раздался голос Зинаиды Григорьевны. – Это пересмешник. Привыкай, ночи у нас неспокойные ещё долго будут.
– Сколько?
Витька поднял голову на календарь, что-то там посчитал и объявил:
– Тридцать шесть ночей. Пока озеро под лёд не уйдёт.
И ушёл, заперев её снаружи.
Раздалось несколько выстрелов. Когда Витька вернулся, на плече его камуфляжной куртки с меховой подкладкой лежал комок птичьего пуха.
– Ты не стой здесь, иди, садись. Я чаю, что ли, сделаю.
«Ты ещё не разучился?» – хотела съёрничать Даша, но быстро охладела к этой мысли. Её вдруг начало немыслимо клонить в сон.
– Этот ворон ко мне залетал. В дом.
– И что? – быстро вклинился в беседу Витька, на глаз измеряя, в чем лучше вскипятить воду: большой кастрюле или сковородке с высокими бортами, чёрной от газа.
Значит, когда-то он всё-таки готовил.
– Ничего. Вылетел.
– Это потому, что у тебя домовик хороший, сильный. Тёть Зина всю жизнь положила, чтобы его так раскормить. Ты же кормишь его?
– Конечно, – с готовностью ответила Даша.
Он оглядел её с ног до головы, а потом снова принялся воспитывать:
– Кровью, Даша. Им в молоко добавляют кровь. Ты сделала это?
– Оно же скиснет!
– Пока кормишь своего домовика, твой дом – неприступная крепость. Ни одна нечистая порог не перешагнёт. Если, конечно, сама не пригласишь.
Учитывая, что Светлана Николаевна протопала полдома без разрешения, не сильно домовик был доволен обедом. Даша вздохнула.
– А с мавками бабушка тоже была… Ну…
– Вась-вась? Нет, их она терпеть не могла, это уж ты поверь, – он наконец разобрался, как включать плиту, и комнатный мрак разогнал ещё и шипящий синий огонь. – Честно, я подробностей не знаю, не любила тётя Зина об этом говорить. Но за тебя очень уж боялась, ходила к ним перед смертью чуть ли не каждую ночь.
– Зачем?
– Долг у неё перед их Хозяйкой. Ещё времён войны вроде как. Больше не допытывай, не знаю! А ты же младшая наследница, вроде как. У Фомки-то дочерей нет.
– Я единственная тогда, а не младшая.
– Один хрен. По всем этим законам единственная идёт и как младшая, и как старшая. Вот и выходит, что ты и дар тёть Зинин забрала, и проклятье тоже.
Кастрюля, на которую в итоге пал выбор, защёлкала, привыкая к новой температуре. Витька тем временем искал что-то на верхней полке.
– Но она же не сделала меня мавкой, да?
– Не-а, ты ей живая нужна, я думаю. Видел я этих селёдок, ты другая.
– И остался жив? Странно, – вслух подумала Даша, но Витька был слишком занят перебором всех коробок, скопившихся в ящике,
