Делопроизводители, хорошо знавшие Николя, без лишних вопросов выдали ему отчеты, поступившие за последние дни, и он погрузился в чтение однообразных докладов о происшествиях, случившихся в столице за время буйных карнавальных дней и ночей. Ничего интересного в этих отчетах он не обнаружил. Копии, сделанные с записей в регистрах мертвецкой,[5]на его взгляд, заслуживали большего внимания. В них перечислялись мрачные находки, запутавшиеся в огромной сети, перегораживавшей Сену на выходе из Парижа, куда течение приносило все, что попадало в воду. Но и в этих мрачных списках он тоже не нашел ничего, за что можно было бы зацепиться.
«Труп мужчины, которого, по словам соседей, звали Паскаль; захлебнулся и утонул в воде».
«Труп мужчины примерно двадцати пяти лет, без ранений и повреждений, однако содержащий все признаки утопленника».
«Труп мужчины примерно сорока лет, без ранений и повреждений; после осмотра сошлись во мнении, что означенный труп, прежде чем попасть в воду, скончался от апоплексического удара».
«Тело ребенка без головы; по нашему разумению, послужило для анатомических опытов и пролежало несколько дней в воде».
Николя отодвинул составленные корявым казенным языком описи. До него постепенно доходила вся сложность полученного им задания. И он впал в сомнение. Неужели Сартин решил посмеяться над ним? А может, он просто не хочет, чтобы Лардена нашли? Ведь доверить такое дело новичку — это верный способ закрыть его. Но он взял себя в руки и, отбросив печальные мысли, отправился в Шатле, дабы самому посетить морг и поговорить с инспектором Бурдо.
Бурдо также не преуспел в своих поисках. Не зная, как довести до сведения инспектора решение Сартина, Николя в конце концов молча сунул ему в руку бумагу, подписанную начальником полиции. Ознакомившись с ее содержанием, Бурдо поднял голову и, с доброй улыбкой глядя на молодого человека, произнес:
— Вот это новость. Впрочем, я всегда знал, что вы пойдете не только далеко, но и быстро. Рад за вас, сударь.
В его голосе слышалось уважение, и, растрогавшись, Николя пожал ему руку.
— Однако, — продолжил Бурдо, — ваша работа только начинается. Несмотря на неограниченные полномочия, не следует недооценивать трудностей. Так что если я могу вам помочь, можете на меня рассчитывать.
— Чтобы быть точным, господин де Сартин велел мне выбрать себе помощника. А если честно, я сам попросил у него дать мне кого-нибудь в помощь. И сказал, с кем бы мне хотелось работать. Назвал ваше имя. Но я еще очень молод и неопытен, и, если вы откажетесь, я не буду на вас в обиде.
Бурдо даже покраснел от волнения.
— Выбросьте ваши сомнения. Мы с вами не первый день знаем друг друга. Я наблюдаю за вами с того момента, когда вы пришли работать к нам и быстро проявили все ваши блестящие качества… Я польщен, что вы вспомнили именно обо мне, и рад, что стану работать у вас под началом.
Помолчав немного, Бурдо продолжил:
— Все это замечательно, но время не ждет. Я говорил с комиссаром Камюзо. Он не видел Лардена целых три недели. Начальник вам об этом сообщил?
Николя вспомнил намеки Сартина на некие секретные расследования и не ответил на вопрос инспектора.
— Я хотел бы посетить морг. Нельзя сказать, чтобы в описи я нашел что-то интересное, но пренебрегать нельзя ничем.
Бурдо открыл табакерку, протянул Николя, и тот щедро воспользовался ее содержимым. Все полицейские в Шатле быстро приобретали привычку перед спуском в мертвецкую нюхать табак, помогавший выдерживать царившее там зловоние. Николя уже довелось познакомиться с этим зловещим местом, сопровождая туда Лардена. Морг располагался в отвратительном подвале, темном и грязном, куда свет проникал через маленькое, наполовину заколоченное окно. От приходивших на опознание посетителей полуразложившиеся трупы отделяла решетка и деревянный барьер. Чтобы замедлить процессы гниения, тела, находившиеся в наиболее плачевном состоянии, густо посыпали солью. В этом неприглядном помещении устанавливали имена утопленников, выловленных в Сене, и найденных на улице покойников.
Время для посетителей еще не наступило, но в самом темном углу уже стоял в ожидании какой-то человек. Он внимательно разглядывал бренные останки, разложенные на каменных плитах пола; среди тел Николя с содроганием узнал те, описание которых он прочел в отчетах. Между холодными словами отчетов и неприглядной действительностью разница наблюдалась огромная. Потрясенный, Николя не обратил внимание на молчаливо стоявшего в тени посетителя. Неуместного свидетеля заметил Бурдо и, слегка толкнув Николя локтем, дабы привлечь его внимание, кивком указал на незнакомца в углу. Николя направился к неизвестному.
— Сударь, можно узнать, что вы здесь делаете и кто вам разрешил войти сюда?
Упираясь лбом в решетку, человек столь сосредоточенно созерцал трупы, что не заметил, как к нему подошли. А когда он обернулся, Николя чуть не вскрикнул от изумления:
— Это же доктор Семакгюс!
— Да, Николя, это я.
— А это инспектор Бурдо.
— Сударь… Однако позвольте, Николя, каким ветром вас сюда занесло? По-прежнему учитесь ремеслу?
— Разумеется, а вы?
— Вы помните моего слугу Сен-Луи? В пятницу он не вернулся домой. С тех пор о нем ни слуху ни духу, и я уже начал беспокоиться.
— С пятницы… Послушайте, доктор, подвал не слишком располагает к разговорам. Не хотите ли подняться наверх?
Они прошли через зал, где когда-то Николя ожидал своей первой аудиенции у Сартина. И хотя привратник давно уже почтительно его приветствовал, Николя с тоской вспоминал тот день, когда он, юный и застенчивый бретонец, робко вступил под своды Шатле. Понимая, что всем, что ему удалось достичь, он обязан своим воспитателям, он легко поддавался ностальгическим воспоминаниям и постоянно корил себя за эту слабость. Особенно теперь, когда ему следовало полностью посвятить себя выполнению ответственного задания, подобные воспоминания были явно неуместны. Дойдя до дежурной части, где постоянно дежурили караульные, Николя попросил Семакгюса подождать, а сам отвел Бурдо в сторону.
— Не правда ли, любопытное совпадение? — произнес он. — Впрочем, вы не знакомы с доктором, а потому вас, в отличие от меня, не удивляет совпадение столь похожих друг на друга событий.
Он немного помолчал, о чем-то задумавшись, а потом продолжил:
— Готье Семакгюс окончил медицинскую школу в Бресте, потом служил корабельным хирургом. Долго плавал на королевских судах, затем перешел на службу в Индийскую компанию. Несколько лет провел в нашей африканской фактории Сен-Луи в Сенегале. Человек ученый, большой оригинал и признанный анатом. Я познакомился с ним у Лардена, они приятельствуют, но я так и не смог понять, что их связывает…
Неожиданно у него возникла некая мысль, однако он решил оставить ее при себе.
